Вступительный номер под названием «Увертюра» (балетные дети братаются со взрослыми танцовщиками под живую игру эксцентричного виолончелиста в красном котелке, устроившего аттракцион, – он играл на инструменте, как на скрипке, поднимая разрисованную балеринами виолончель на плечо).
Фрагмент балета Ролана Пети «Арлезианка» в исполнении премьера театра «Ла Скала» Роберто Болле и японской примы Мизуко Уено прошел благодушно, но не более. Поскольку у этих, несомненно, хороших, но уж слишком (здесь) классических танцовщиков, не нашлось экзистенциального драйва, который придает истории о самоубийстве жениха на свадьбе истинный терпкий вкус. Болле был убедительней в номере «Прототип», где, по замыслу, классический танцовщик взаимодействовал со своей же идеальной 3D-моделью. Неясно только, кто кому прототип – компьютер живому человеку или живой человек компьютеру?
Отрывок из моцартовского «Реквиема», положенного на танцы Борисом Эйфманом для его труппы, показал, как некий черный человек (дьявол? смерть? судьба?) разлучает влюбленных под «Бенедиктус», как происходит скорбь под «Лакримозу» и как весело водить хороводы в эдеме под «Санктус». Любовный дуэт из балета «Маргарита и Арман» (классическая британская версия «Дамы с камелиями» от Фредерика Аштона): солисты Бостонского балета Петра Конти и Эрис Нежа как-то невнятно потоптались на сцене, изображая конец идиллии в деревне.
Зато Мария Виноградова из Большого театра в паре с Иваном Васильевым сполна оттянулись в сцене из «Шехеразады» Фокина, где царица гарема утешается с бравым рабом. Гибкая томность Виноградовой с надлежаще голым животом и в шальварах и напористая самоуверенность Васильева с его победным мачизмом между летучими прыжками. Неудивительно, что здесь зал взревел.
Успех Ульяны Лопаткиной, по контрасту сменившей буйный эрос печальной элегией, объяснять не надо: в хрестоматийном «Лебеде» (тот, который «Умирающий») ей равных мало. А премьера номера «Баллада» в постановке Аллы Сигаловой и силами солистов Большого театра порадовала зрителей знаковыми приметами заявленной темы: номер посвящен «70-летию Великой победы». Три дуэта (каждый снабжен собственными танцами, но танцуют одновременно) на совесть разыграли мотивы встреч, прощаний и разлук.
Единственный шуточный номер – «Диван» в постановке израильского хореографа Ицика Гилили – можно описать как «дневник кушетки»: парень под хрипотцу Тома Уэйтса соблазняет отбивающуюся девушку, а потом сам отбивается, становясь объектом ухаживаний со стороны развязного субъекта в красных штанах. Реально смешно и на самом деле развлекательно.
Единственная в программе чистая классика XIX века – па-де-де из «Баядерки» – должно быть, далась солистам Большого театра Ольге Смирновой и Семену Чудину нелегко: они только что исполнили современный номер Сигаловой, где и стиль иной, и работали другие группы мышц. Но телесное переключение почти не сказалось на качестве исполнения.
Снова появившийся Васильев в паре с Денисом Савиным из ГАБТа представил собственную хореографию в номере Underwood. Было интересно узнать, каков вектор движения у известного танцовщика, пробующего силы в постановочной работе. Мужской дуэт на тему возмужания, выгодно оттенявший особенности артистов – изменчивую пластичность Савина и яркую брутальность Васильева, – общей картины не испортил. И это уже много: Васильев-хореограф, в отличие от Васильева-артиста, только набирает очки.
Мини-балет «Болеро» завершил концерт как триумф художественной воли: гений двух Морисов – Равеля и Бежара, воплощенный в артистах бежаровского Балета Лозанны. Конечно, солист Жюльен Фавро (он подчеркнул тему секс-идола, а не сектантского вожделения толпы к некому гуру) не потряс в «Болеро» так, как потрясали в свое время Хорхе Донн, Николя ле Риш или Майя Плисецкая. Но потряс сам незабываемый танец, приливная жаркая волна, исходящая от медитативных бежаровских экстазов. «Болеро» напомнило, что главное в искусстве, каким бы оно ни было, – вот эта незабываемость. И когда в итоговом дефиле Фавро в трико за ручку вывел Лопаткину в пачке, это смотрелось как символ и единство противоположностей.