Время собирать камни

В мюнхенской квартире Майи Туровской на стенах – витрины с крошечными модельками самых разных предметов 1930-х годов: миниатюрная стиральная доска, валек, буржуйка, «Победа»… Хобби? Да, конечно. Но и нечто большее, чем хобби. Стремление сохранить вещный мир, который ты еще помнишь, но от которого в реальности почти ничего не осталось. Остались мифы, мертвые документы. Историк может по ним собрать мертвое тело ушедшей эпохи. Чтобы его оживить, необходима «живая вода» – собственная память. В одной из серий телепередачи «Осколки», чей выход на канале «Культура» совпал с выходом книги, Майя Туровская подчеркнула: «Меня никогда не интересовала чистая теория, которой сейчас занимаются практически все. Я люблю ауру, и в этом я последовательница Вальтера Беньямина».

В книге «Зубы дракона» Туровской ауру эпохи восстанавливают память очевидца и штудии историка. Историк держит в руках «главную книгу-бестселлер сталинского времени» – «Книгу о вкусной и здоровой пище». Свидетель-очевидец помнит огородное кольцо вокруг Москвы, откуда поставлялись свежайшие овощи, и ассортимент «Елисеевского» («куда делась розовая языковая колбаса, соблазнительная, как зад стриптизерши? Куда сплыли заманчиво-вонючий латвийский сыр и семейство сыров «бри» в керамических горшочках?»)

Историк читает в дневнике жены советского профессора: «У меня тошнота подступает к горлу, когда слышу спокойные рассказы: тот расстрелян, другой расстрелян, расстрелян, расстрелян. Это слово всегда в воздухе, резонирует в воздухе. Люди произносят эти слова совершенно спокойно, как сказали бы «пошел в театр». А у очевидца – опыт обыска в собственном доме, свои детские письма отцу, валяющиеся на полу, по которым следователи ходят ногами».

Изучая феномен папанинцев, стахановцев, летчиков-рекордсменов, автор опирается на личные встречи с полярником Папаниным, летчиком Громовым, стахановцем Стахановым. Как помечает Туровская, «это дало нам возможность заглянуть по ту сторону подвига и узнать, «как это было», так сказать, из первых рук». В другом месте и также вскользь помечено, что говорить о сходстве голливудских лент 1930-х и сталинского кинематографа стало трюизмом, но когда-то ей с коллегами пришлось добывать это знание трудом и потом.

Ощущение «первых рук» – одно из самых сильных переживаний читателя книги.

Тридцатые годы взяты в широчайшем диапазоне: от анекдота до архитектуры, от массовых журналов до авторского кино. Истории «Бежина луга» Эйзенштейна и «Волги-Волги» Александрова, «Ленина в Октябре» Ромма. Статья о дневнике Нины Луговской и о «Деле» Вениамина Зускина. Портреты Пырьева и Марка Донского, сопоставление журналов «Огонек» и «BIZ» и сравнительный анализ кинематографа тридцатых годов в Германии, Италии, России. Исследование проблем феминистской критики и анализ фильмов наших и американских времен холодной войны.