Posted 20 сентября 2015, 21:00
Published 20 сентября 2015, 21:00
Modified 8 марта, 03:32
Updated 8 марта, 03:32
Ежегодный осенний проект Российского национального оркестра (РНО) близится к концу на сцене филармонического Концертного зала имени Чайковского. Нынешний фестиваль проходит в год 25-летия оркестра, который под руководством Михаила Плетнева так прожил четверть века, что вправе поместить на титульный лист фестивального буклета один из многих европейских отзывов: «…вызывает благоговение – возможно ли, чтобы так играли простые смертные?» Из большой афиши мы выбрали два концертных исполнения опер. Одноактным «Кащеем бессмертным» фестиваль открылся. «Семирамидой» Россини вступил в апогей. (Впереди еще вечера музыки Рахманинова и Скрябина, когда Плетнев лично сядет за рояль.)
«Кащея бессмертного» исполнили в один вечер с сюитой Стравинского «Жар-птица» (композиторская версия 1945 года по мотивам собственного балета). Выбор логичен: обе вещи созданы по мотивам русских сказок, главный отрицательный герой – один и тот же, а Стравинский к тому же ученик Римского-Корсакова, поработавший со сходной темой через восемь лет после учителя, но уже в ином художественном контексте. Интересно сравнивать, как – при всех различиях техники и манеры – в обеих сказочных операх раскрывается характерная «изобразительность», изначально заданная сюжетом и персонажами. Как трансформируется полет волшебного воображения у воспитанного девятнадцатым веком обстоятельного «повествователя» Римского-Корсакова и любителя музыкальных «острых углов», дягилевского сподвижника Стравинского. А кураж нечистой силы, завывания бури и хоровые оды снежной метели в «Кащее»! Или пробирающие до дрожи контрабасовые характеристики темного царства во вступлении к «Жар-птице»! Эту «живописность» фактур РНО проявил с блеском, не гонясь при этом за чрезмерно выпуклой, «бьющей по ушам», декоративной красочностью. Оркестр, безусловно, стал героем дня. Хотя и певческая команда его достойно поддержала, особенно Михаил Губский (Кащей) и Анастасия Москвина (Царевна).
«Семирамида» для автора этих строк не псевдосерьезная история из жизни полумифических и придуманных древних героев. Не сочинение по мотивам трагедии Вольтера с невинно убиенным царем Вавилона, с муками совести преступной жены и коварным сообщником, с невинными влюбленными и праведным гневом ассирийских богов. Это четыре упоительных часа вокальной виртуозности и музыкального совершенства. И перманентного изумления: что может выдать на-гора человеческий голос в рамках бельканто? Российский национальный оркестр под управлением итальянского маэстро Альберто Дзедды явил чудеса коллективного творчества. Не говоря уже о том, что самодостаточная ценность россиниевских трелей воплотилась в опере, которую у нас и вовсе, кажется, не исполняли – и при отцах, и при дедах.
Некоторые слушатели, правда, посчитали, что виртуозностью их перекормили, и уходили с действительно длиннющей оперы, ее не дослушав. Так вот, они многое потеряли. Не узнали, например, как Саломе Джикиа (Семирамида) завораживающе допела свою сопрановую партию, где голос гулял по характерной россиниевской дорожке – от тихих «вздохов» с оркестровым пиццикато до постепенно нарастающей звуковой бури. Не почувствовали всех нюансов мягкого и глубокого меццо-вокала Вардуи Абрамян (Арзаче, потерянный сын героини). Не услышали последней арии индийского царя Идрено (тенор Сергей Романовский), который именно к концу оперы профессионально расцвел и распелся. Не узнали темной магии арии Ассура (бас Паоло Пеккьоли), когда этот оперный негодяй, потерпевший фиаско, в одиночестве страшится наказания. И не оценили в полной мере слаженности певческих ансамблей. Дзедда вообще потряс – в 87 лет этот специалист по Россини не утратил ни грамма дирижерской энергии и железной воли. И главное. Отыграв за долгую жизнь тонны россиниевских партитур, маэстро по сей день воспринимает его музыку как счастливое приключение, в которое сразу захотелось включиться. А бесконечные фиоритуры, с которыми «сражаются» (или в которых купаются) певцы в «Семирамиде», – это захватывающее творческое состязание, радость искусного преодоления, чудо человеческих возможностей. И никакие длинноты этому не помеха. Вы же не станете сетовать, что тепла осенью слишком много?