– Дмитрий, скажите без ложной скромности, какой все-таки для вас главный юбилей – ваш собственный или фильма??
– Ну, конечно, фильма. Мой возраст уже тот, который...ну, не очень-то хочется праздновать.
– Дело же не в цифрах, а в том, как себя чувствуешь...
– Правильно. Я себя на 50 никак не чувствую. Ну, так и зачем тогда что-то отмечать?
– А юбилей фильма?
– На самом деле он был 1 января. Так что как-то тоже пропустили... Да и разбросало всех. Томас Аугустинас (пудель Артемон) – в Канаде, Роман Столкарц (Пьеро) – в Израиле...
– Да, грустно как-то... А ведь сегодняшнее поколение и представить себе не может, какой славой пользовались «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку», «Приключения Электроника»! Эти фильмы были непременными спутниками детства.
– Ну да. Потому что было и само детство. В котором не бывает конца и которое всегда смотрит в будущее. А сегодня у нас эпоха перемен и нет никакой перспективы. Какое будущее нас ждет, что будет завтра? У нас нет никакой точки опоры, так о чем же мы будем говорить в наших сказках? А сказка ведь тоже всегда ориентирована на будущее.
– Значит, современные дети несчастны?
– Они сыты, и у них есть компьютер, но... драйва, который был у нас, у них нет.
– А как удалось создать такое кино, подарить такой драйв 40 лет тому назад?
– На этот вопрос невозможно ответить. Это загадка искусства. И у самого Леонида Нечаева – тогда еще молодого режиссера – больше уже в жизни такого успеха не было.
– Кстати, а старый-старый фильм «Золотой ключик», которым засматривались еще наши родители, вам нравится?
– Мне нравился летучий корабль в этом фильме. И – всё! Вы знаете, этот кадр буквально завораживал. Все же остальное было каким-то уж очень кукольным, ненастоящим и неестественным.
– Но зато каким идеологически выдержанным! Ведь кукол в прекрасную страну из книги с Кремлем на обложке забирал на самолет бравый а-ля челюскинец. Вообще сказка Алексея Толстого прежде всего разве не о борьбе социалистически ориентированных кукол-люмпенов с акулами капитализма Карабасом-Барабасом, Дуремаром и примкнувшими к ним лисой и котом?
– Ну не только. Во-первых, Толстой, начинал-то сказку еще в первые годы двадцатых. Во-вторых, сказка – это часто такой своеобразный путь ухода от реальности, чтобы все же что-то сказать, когда не можешь это сделать реалистическими методами.
– Но ведь совсем же не похоже на сказку Карло Коллоди про Пиноккио…
– Так это и есть совсем разные истории. Смысл разный. Сказка Коллоди – это про то, как надо быть нравственным, про то, что нельзя нарушать существующие законы, – и тогда ты станешь человеком. А Толстой – это про обостренное чувство справедливости, про то, что на пути к ней можно делать все, что угодно, все снести и сломать. Это, по сути дела, история Данилы Багрова из «Брата», который появился целых четверть века спустя.
– На съемках «Приключений Буратино» вам удалось познакомиться с выдающимися мастерами театра и кино.
– Только я этого еще не мог осознать. Мама говорила мне: «Ты знаешь, с кем ты снимаешься? C Роланом Быковым!» Но для меня-то он был просто «дядя Рола».
– Говорят, он был эгоистичным и холодным человеком.
– Наверное, он бывал и таким. Но прежде всего он был все же талантливым экспериментатором, фонтанировал идеями, нетерпеливым был невероятно, в выражениях не стеснялся, и все должно было произойти у него в ту же секунду, и придумывал он тоже все буквально на ходу, и было все это по-настоящему смешно. Но при всем при том я тянулся больше к Гринько и к Катину-Ярцеву…
– А каким был любимец женщин Владимир Басов?
– С обаятельной улыбкой! Широкой души был человек, успешный и талантливый, рядом с ним все искрилось. А его импровизации! Ведь когда они с Карабасом-Этушем догоняли нас в парке недалеко от студии (где мы снимали, так как деньги уже заканчивались и ехать куда-то уже было не на что), несчастный Басов-Дуремар реально воткнулся в дерево и воскликнул: «Привал!» Какая находка! А прошло почти 10 лет, и Басов привез на картошку своему сыну-вгиковцу, который учился вместе со мной, роскошный, сделанный на заказ торт. Ему и всем студентам, которые там были. И ни грамма спиртного! Это был поступок.
– А разве могли на съемках советского фильма кончиться деньги?
– Конечно, мог быть перерасход ближе к концу съемок, тем более что уж мы-то где только ни снимали – в Крыму, в Белоруссии, в Вильнюсе. А еще все эти переезды, перелеты...
– А вы-то сами на картине стали «богатеньким Буратино»?
– Деньги получали, естественно, мои родители. И было это совсем немного. Самая высокая ставка артиста-ребенка была 100 рублей в месяц. Мы работали три месяца. Так что я успел весьма изрядно запустить учебу и перестал быть отличником. Правда, зато в нашей однокомнатной «хрущевке» появилась радиола.
– А у юной звезды, сыгравшей Буратино, сонм обожательниц?
– Совсем нет, с девушками было сложно, потому что школу я окончил при росте метр пятьдесят. И лишь на третьем курсе ВГИКа вырос на 22 сантиметра. Мне было тогда уже 19 лет. Ну а вскоре женился, и с тех пор мы вместе, больше чем четверть века – и трое детей рядом. Все – мальчики.
– И вы уже давно сами весьма успешно снимаете кино. А новые идеи есть?
– Идеи? Есть. Хочу снять сказку.