Тостуемый пьет до дна!

Данелия – мастер с кратким архитектурным бэкграундом, ставший пожизненным лириком в искусстве кино. Он открывал целые «формы» в отечественном лирическом кинематографе. Это чувствовалось уже и в раннем «Сереже», ну а удивительные новаторские приемы уже большого художника в программной для поколения «шестидесятников» картине «Я шагаю по Москве» сделали Данелию любимцем столичной творческой элиты и жюри многих престижных киносмотров. Награды сыпались на режиссера одна за другой. И лишь безусловно лучшая картина Данелии «Не горюй!» получила только два приза. В Испании и уж в совсем далекой Аргентине. Почему?.. Наверное, какая-то общность этносов, сходство темпераментов, простодушие и неиспорченность характеров. Герои Данелии близки «немудрствующим лукаво». Они и сами – чуть загадочные и немного «не от мира сего» чудаки. Малость балаганные. Ну, согласитесь, не бывает же (вернее, не бывало) в реальной жизни вот такого Афони, как куравлевский, или уж тем паче эдакого вот его собутыльника – леоновского персонажа. Ну а герой Вахтанга Кикабидзе из фильма «Мимино»... Комедия-то – комедия, но в то же время – эпос. Новый советский эпос периода московской Олимпиады.

Ассоциации, аллюзии и созвучия – эти материи Данелия чувствовал как никто другой. Во всяком случае в отечественном кино. А потому художественные линии его были тонкими, а принцип отстраненности особенно выпуклым, очевидно заметным, основополагающим. Частью его художественного метода были также высокая сатира и едва улавливаемый фантастически талантливый гротеск.

На съемках фильма «Кин-дза-дза!».

Близкий «пастельностью» своих красок Феллини (а быть может, Бергману, хотя порой в его фильмах угадывалось и нечто антониониевское), Данелия был, конечно же, абсолютно «нашим» парадоксалистом, творцом фабул и сюжетов, что возможны лишь в наших широтах, причем надобно правду говорить, еще в тех – советского, так сказать, «разлива». Когда была еще «одна шестая», ну и мы «впереди планеты всей». Да и кто мог понять страсти героев «Осеннего марафона» лучше, чем мы с вами?..

Сегодня Георгий Данелия говорит, что он «уже все рассказал» своему зрителю. Как режиссер, сценарист, актер. Но дома у мастера есть еще большая коллекция барабанов. Когда-то стиляга 1950-х Жора Данелия играл на ударных соло – в пионерском джаз-банде. Сверстники и их родители слушали «соло от Данелии», затаив дыхание. А потом барабанщику аплодировал уже весь мир. За его прекрасные фильмы. А он и сегодня крутит барабанными палочками как заправский джазмен. Старая любовь не ржавеет.

С днем рождения, Георгий Николаевич!

Актриса Ирина СКОБЦЕВА:
– Я еще школьницей посмотрела спектакль «Отелло» с великой актрисой Верико Анджапаридзе, которая играла Дездемону. На меня так подействовал ее необыкновенный голос, что, даже не понимая грузинского языка, я наслаждалась мелодикой его звучания. Это имело большое значение в моей судьбе. А в дальнейшем я познакомилась на киностудии с Мери Анджапаридзе, сестрой Верико и мамой Георгия Данелии, которая работала режиссером на многих картинах.
Так сложилась наша судьба, что мы стали сниматься у Данелии в картине по повести Веры Пановой «Сережа». Фильм маленький, интимный, но имел большой резонанс. Он получил приз на фестивале в Карловых Варах, потом был представлен на фестивале фестивалей в Мексике, в Акапулько. Из Мексики его попросили привезти на Кубу. Так что была и работа, и радость от творчества, и знакомства. Мы часто бывали в совместных поездках и стали большими друзьями. Я снялась у него в фильме «Я шагаю по Москве» и в картине «Совсем пропащий».
Сегодня мы, к сожалению, очень редко видимся. В последнее время в основном перезваниваемся по телефону, но для меня это самый близкий, душевно родной человек.

Актер Алексей КРАВЧЕНКО:
– Когда я узнал, что меня в свой фильм «Фортуна» позвал сам Данелия, пришел в дикий восторг. Начались съемки, и так получилось, что я пару-тройку раз опаздывал минут на десять. Георгий Николаевич сначала молчал, а потом спокойно, не повышая голоса, сказал: «Еще раз опоздаешь, можешь даже не приезжать». После его слов я стал приходить на всякий случай пораньше. Работать мне было интересно, а еще интереснее за ним наблюдать. Он, безусловно, абсолютный мастер, но пока он не придумал сцену, он к съемкам не приступал. При этом он мог не смущаясь сказать, что пока не знает, как снимать. Характер у него не мягкий. Он всегда точно определял, что ему нужно. Конечно, дальше ты начинаешь в данном рисунке, который он тебе задал, импровизировать, что-то придумывать, но рука мастера все равно присутствует. Не помню, чтобы он любил что-то показывать, но был случай, когда он решил одному актеру показать, как надо быть жестоким. Я, ни о чем не подозревая, в абсолютно расслабленном состоянии стоял рядом, когда он вцепился мне в горло, тыча пальцами, вместо пистолета. Он почему-то решил, что показать это лучше всего на мне. В этот момент все на площадке, даже те, кто не участвовал в сцене, напряглись. Я-то уж тем более, потому что это было весьма ощутимо. Вначале все вытянулись по струнке, а потом стали смеяться.
Он скуп на похвалы. Может сказать: «Молодец!», не более того. Он запрещал нам смотреть отснятый материал, но мы украдкой все же смотрели. Если кто-то кричал: «Данелия идет по палубе!», мы все, и молодые, и постарше, сразу разбегались. Снимали мы в основном на корабле. Плавать приходилось много. По команде прыгали в воду. Данелия стоял на палубе, он, по-моему, даже в шлюпку никогда не садился – мэтр есть мэтр.
Я вспоминаю эти съемки у Георгия Николаевича с большой теплотой. Я рад, что в моей копилке есть работа у такого режиссера!
Записала Татьяна ПЕТРЕНКО