«У бабушки украли хлебные карточки…»

Считается, что поколение, появившееся на свет в 1930-е годы, стало одним из самых сильных в ХХ столетии. Почему так сложилось – вопрос, требующий особого исследования, но война, очевидно, стала своего рода прививкой. Стойкость, целеустремленность, вера в свои силы и в справедливость, которая рано или поздно расставит все по своим местам… Как ни крути, но есть особый замес у тех, кто пережил Великую Отечественную войну, словно перенес страшный вирус и, оставшись в живых, ощутил особый вкус к жизни.

Показать происхождение этой стойкости, обнаружить нити, из которых сплетались в дальнейшем черты характера и формировались судьбы, решились сотрудники библиотеки. Задача, на самом деле, труднейшая – никто ведь не знает, как выделить ту отправную точку, обнаружить кровоточащую рану, гулкая боль которой всю жизнь стучит молоточком, пробивается из цепкой детской памяти.

Есть на выставке личные вещи, детские фотокарточки, фрагменты родительских дневников и писем с фронта. Это визуальный ряд экспозиции. Но сопровождается она краткими выдержками из мемуаров. Именно в них и отразилась та самая боль, которая с годами по-прежнему бередит душу, не позволяя забыть о временах, когда человечество было на краю катастрофы.

Вот, например, отрывок из воспоминаний Игоря Кваши: «Зимой, в самом начале месяца, мама нашла на улице карточки. Целую пачку. Такая потеря обрекала семью на голод. Купить на рынке буханку хлеба было невозможно из-за запредельной цены. Через адресный стол мама узнала, где живут эти люди, и мы отправились к ним. Как сейчас помню – в квартире стоял невообразимый гвалт, раздавались истерические крики, плакали дети… Семья была большая, они не представляли, как жить дальше… А потом они начали плакать уже от счастья…»

Писатель Владимир Набоков говорил, что каждый пишущий человек боль своей жизни отражает в тексте – вне зависимости от того, художественное это произведение или документальное, о себе ли он пишет или о ком-то другом… Вся его жизнь непременно отразится в тексте.

Похоже, что именно этот принцип и стал главным для сотрудников РГБИ. Чтобы из огромного мемуарного наследия вычленить боль каждого конкретного человека, они переворошили сотни книг. Но результат превзошел все ожидания. Цитаты-воспоминания выстроились в самостоятельный сюжет, который мог бы составить основу хорошего фильма или спектакля. Читаешь – и… невозможно оторваться: жестокое лицо войны предстает во всем своем многообразии.

«У бабушки с мирного времени осталась горчица, – вспоминает Алиса Фрейндлих. – С ней казался вкусным даже студень из столярного клея, который тогда все в Ленинграде варили. Еще у нас оставалась сода, мы бросали ее в кипяток, и получалась шипучка».

А вот воспоминание Владимира Андреева. Оно относится уже не к блокадному Ленинграду, а к войне, пережитой в Москве: «На углу Большой Спасской улицы стояли казармы – там поместили пленных немцев. На первом этаже были решетки, и мы ходили, разглядывали их и приносили им черный хлеб от своих пайков, селедку, жмых. Его возили на телегах, а мы, на коньках, привязанных к валенкам, подкатывали сзади, сталкивали плитки и делили потом на всех… А в ответ видели растерянные, даже добрые лица… Помню, как один немец, с рыжей бородкой, когда мы с братом принесли еду, подарил нам колечки из металла, которые он смастерил…»

Отдельная витрина синего зала РГБИ (библиотека расположена на пересечении Большой Дмитровки и Камергерского) посвящена детству Андрея и Марины Тарковских. Марина Арсеньевна лично принесла в библиотеку семейные реликвии, в числе которых – ее детское, написанное неровным почерком письмо отцу на фронт: «…Я живу хорошо. У меня [появилась] тетрадь по арифметике. У нас у бабушки украли хлебные карточки…» Под письмом стоит мамина приписка: «Асенька! Вчера бабуля погубила хлебные карточки с 14 по 20 включительно. В общем, на неделю по 400 гр. на четверых. Пробовала плакать, я не позволила…»

Есть здесь и блокнотные листки, на которых родители подсчитывали семейный бюджет (а точнее – бесконечные убытки, восстановить которые удалось только после войны), есть и клочки бумаг, на которых писались письма на фронт, не говоря уже о мальчишеских рисунках Андрея Тарковского, на которых изображены, разумеется, танки, самолеты и боевые корабли. Потом была победа, мирное время, но память о тех годах никуда не исчезла. Кинорежиссер отразил ее в картинах «Иваново детство» и «Зеркало».

В экспозиции выстроена многогранная драматургия, фоном предстают фотокарточки, сделанные легендарными военными фотокорреспондентами. Но все-таки точку библиотекари поставили светлую, целый раздел посвятив Победе.

«Я прекрасно помню день окончания войны, – вспоминает Юрий Соломин. – У нас был уже вечер, и я вместе с соседской девчонкой Валькой катался на качелях во дворе. Качели представляли из себя доску, привязанную веревками к дереву. Вдруг из соседних домов стали выскакивать люди с криками «Победа! Победа!», обниматься, целоваться. Валька спрыгнула, и доска с размаху шарахнула меня по голове. Я упал. Очевидно, потерял сознание. Встать не могу, крикнуть не могу, сказать ничего не могу. Вижу, что все бегают, целуются. Понимаю, что произошло нечто совершенно необыкновенное, а я лежу и представляю себе, что я раненый разведчик. Меня никто так и не подобрал, я отлежался и встал сам. Так и совпал у меня День Победы с небольшим сотрясением».