– Лика, расскажите, пожалуйста, о номере, который вы исполните на творческом вечере в киноклубе «Эльдар».
– Это будет песня из репертуара Александра Вертинского под названием «За кулисами». Признаюсь: я довольно спокойно отношусь к творчеству этого исполнителя. Я понимаю, принимаю его, но нет такого, чтобы я им заслушивалась. Желание спеть что-то из его репертуара у меня впервые возникло, когда я послушала эту песню в исполнении Людмилы Гурченко. Несмотря на то что ее исполнение мне очень понравилось, я по-своему интерпретировала эту композицию.
– Что вас в ней зацепило, после чего захотелось исполнить именно эту песню?
– Сложно сказать. Это некая эмоциональная волна, которая в тебя либо попадает, либо нет. Поэтому я не могу разложить по полочкам, что, почему и зачем. Мне просто понравилось и захотелось ее спеть. И так, пожалуй, с большинством песен, которые я для себя выбираю. Некоторые композиции ассоциируются у меня с каким-то временным отрезком, событием в жизни, но чаще всего они так и «застревают» на уровне ассоциации. А то, что хочется спеть, однажды было услышано и прочно засело в душу.
– А что еще нового, интересного вы для себя открыли за последнее время?
– Не могу сказать, что открыла для себя что-то принципиально новое. Скорее, я нахожу новизну в чем-то, для многих сегодня устаревшем... Совсем скоро, 11 июня, в Санкт-Петербурге я презентую свою сольную программу (хотя «сольная» – это громко сказано). Программа «Я» – это такой монолог женщины, причем женщины в любви. Наверное, эпиграфом к ней могла бы стать фраза: «Я не я, когда люблю». Потому что у женщины, кроме жизни сердца, в общем-то больше ничего и не существует. Вот мы и поговорим со зрителем о том, как работает сердечная мышца и успокаивается ли она с возрастом или нет. Причем песен из мюзиклов в этой программе не будет – это было принципиальное решение. Зато я исполню какие-то композиции Людмилы Гурченко, Аллы Пугачевой, Петра Лещенко, Марыли Родович, группы «Ноль». Это будут не столько каверы, сколько мой взгляд на эти вещи.
– Это можно будет назвать музыкальным моноспектаклем?
– Да, наверное. Потому что песни там тесно переплетены с прозой и стихами. И все это о любви.
– Вам по-прежнему комфортно в жанре мюзикла или хочется попробовать что-то принципиально иное?
– Мне никогда не бывает комфортно в тех рамках, в которых я существую. Мне всегда мало. Мне всегда хочется чего-то еще. Я понимаю, что сейчас в перспективе нет новой работы. И я по этому поводу уже начинаю не то что волноваться, но меня это напрягает. Тем более что так много всего, в чем хотелось бы себя попробовать. Например, я практически не знаю, что такое кино. Я не погружалась в него так, чтобы понять те самые киношные законы, что такого особенного там делают артисты. Я так редко попадаю на съемки, что действую по наитию. Поэтому в этом плане я дилетант. Кроме того, я хочу танцевать, над чем мои друзья-хореографы уже немного посмеиваются.
– А в театре где вы себя видите через несколько лет?
– Мне очень хочется полноценно поработать в драматическом театре. Вернуться к первоисточнику, потому что я все-таки драматическая артистка. Мне хочется поговорить со зрителем не только словами песен и арий. Но таких предложений пока нет. Я даже, наверное, согласилась бы на такие эксперименты, какие проводит «Театр.doc». То есть на что-то не совсем театральное.
– А что сложнее – говорить языком песен или прозы?
– Поскольку я уже давно мыслю в песнях, мне и свои переживания, эмоции проще доносить с помощью музыкальных композиций. Однако доносить мысль и быть искренней и настоящей, ничего не придумывать в плане лишних образов – сложнее в драматическом театре. Опять же, и здесь много составляющих: постановка, жанр, режиссер, команда. Много всего, синтетики в хорошем смысле, составляющих грани нашего современного искусства. Потому что чем дальше мы идем, тем больше мы отходим от образного пребывания на сцене. Чем оно естественнее, тем оно правильнее и современнее.
– Вы на протяжении нескольких лет играете определенных персонажей. У вас меняется отношение к ним?
– Конечно. Оно и не может оставаться прежним, поскольку ты вместе со своим персонажем взрослеешь, меняешься. Как ты открываешь новые качества в себе с течением обстоятельств, которые происходят в твоей жизни, так и твой герой. Это неотъемлемая часть тебя самого. Понятно, даже если тебе приходится играть какой-то неожиданный, яркий образ, ты все равно наделяешь его своими личностными качествами. И чем сильнее твоя личность, чем ты глубже и многограннее, тем интереснее твой персонаж.
– Вас в театре больше привлекает классический материал или какой-то нестандартный?
– Меня привлекает много всего. Но я все-таки уже получила прививку Кирилла Семеновича Серебренникова. Не могу сказать, что мне все нравится и я все понимаю в его постановках. Но мне нравится такое нестандартное видение. Поэтому классика в чистом виде для меня может быть уже не настолько интересной. Хотя для меня главный критерий – чтобы на происходящее на сцене откликалось сердце.
– А как вы относитесь к тому, то в сферу театра вторгаются люди, которые кричат о своих оскорбленных чувствах верующих?
– Я против этого. Нельзя спекулировать верой. Из-за подобных вещей у меня просыпается внутренний протест против церкви, хотя я человек верующий. Также я не понимаю этого массового, остервенелого воцерковления, которое наблюдалось в Вербное воскресение, на Пасху. У меня это вызывает какое-то отторжение...
– ...как и массовое обвязывание всего и вся георгиевскими ленточками?
– Я очень жалею, что не участвовала в акции «Бессмертный полк». Мне кажется, это было какое-то великое событие. Я была восхищена тем, что инициаторы этой акции смогли собрать и воодушевить такое количество людей – это действительно достойно уважения. Люди очень сильно разобщены, но их пытаются объединить не совсем правильными вещами – всей этой историей с Крымом, Украиной. А вот «Бессмертный полк» – настоящая память. В детстве, слушая рассказы о пережитой войне, о людях, в ней участвовавших, я плакала, восхищенная своей страной, любовью к ней. И эта акция снова всколыхнула эти чувства. Меня давно так сильно ничего не трогало, а история с «Бессмертным полком» задела по-настоящему.
– Несколько лет назад в интервью нашей газете вы говорили, что просматриваете новости, но никак их не комментируете. Сейчас, кажется, политика вошла в каждый дом...
– Я по-прежнему не хочу участвовать в этих процессах по определению. Изредка, просматривая краем глаза новостные программы по телевизору, я понимаю, что никому не верю. И я не хочу быть орудием в руках людей, которые решают какие-то свои амбициозные задачи. Я не хочу выступать ни за ваших, ни за наших. Помимо политики, есть какие-то вечные ценности. Мы теряем людей, мы встречаем людей, мы влюбляемся, у нас появляются дети... То есть какие-то другие, житейские вещи, на которых зиждется мир. Для чего мне эта политика? Я ничего не смогу там изменить. А начать грызню по этому поводу – зачем? Я обожаю Крым. Но не люблю Сочи. Да, молодцы, что все там застроили и облагородили. Но не надо меня туда гнать. Можно я вместо Сочи в Италию поеду? Для меня самое главное, чтобы не отобрали возможность передвигаться там, где я хочу. К сожалению, иногда, погружаясь в литературную историю 1930-х годов, я понимаю, что людей ломала та самая власть, на которую можно не обращать внимания. Она ломала судьбы и превращала сильных людей в ничтожества, которые переставали быть личностями. Вот когда страх руководит поступками людей – это страшно. Но, как мне кажется, Бог однажды просто перестанет любить нашу планету. Этот паноптикум маразма, который происходит с сильными мира сего и с тем, как они крушат все вокруг, чем-то должен закончиться. Возможно, даже повторением сюжета фильма Ларса фон Триера «Меланхолия»... В детстве ведь как было? Мы думали, что, например, ледниковый период может случиться когда-то не скоро и не с нами. А сейчас я понимаю, что это может произойти в любой момент. Потому что уже начинается какой-то беспредел.
– У вас есть какие-то опасения относительно будущего?
– Определенные есть. У меня растет дочка. И мне хотелось бы, чтобы она получила хорошее образование, посмотрела мир, а не замкнулась за «железным занавесом», как мы прожили свое детство. С другой стороны, и в нашем детстве за «железным занавесом» было что-то особенное, какие-то идеалы. И мое поколение тоже наполнилось чем-то другим. Да, хочется жить, ни в чем себе не отказывать, красиво одеваться, получать правильную медицинскую помощь, иметь возможность чему-то обучиться, если захочется. Возможно, даже в другой стране. Но для этого нужны возможности, деньги, а кризис сразу нагоняет страхи. Хотя был у меня момент в жизни, когда я поняла: по сути, когда ты теряешь какие-то материальные вещи, ты приобретаешь какую-то потрясающую внутреннюю свободу...