Posted 29 апреля 2015, 21:00
Published 29 апреля 2015, 21:00
Modified 8 марта, 03:37
Updated 8 марта, 03:37
– Год 70-летия окончания Второй мировой войны, казалось бы, лучший повод для углубления диалога Польши и России. Но создается впечатление, что именно сейчас наши страны по части понимания истории максимально отдалены друг от друга. Почему все-таки в Москву не приедет польский президент?
– Польша – член Евросоюза. Поэтому мы занимаем ту позицию, которую занимает по этому вопросу большая часть ЕС. А отношение России и Запада, как известно, последнее время не совсем хорошие. Кроме того, 10 мая у нас президентские выборы. Наверное, и это в каком-то смысле снижает возможности для международных поездок главы нашего государства.
– В Польше, в отличие от России, в этом году вспоминают сразу несколько дат, связанных со Второй мировой войной. В их числе – годовщина ареста польского подпольного правительства советскими спецслужбами в 1945 году. Почему, на ваш взгляд, это важное событие, которое в Польше знает каждый школьник, в России неизвестно практически никому?
– Я думаю, что между выражениями «знает каждый школьник» и «неизвестно никому» есть большое пространство для нормального спокойного подхода. Тот, кто в России хочет знать об аресте польского правительства в подполье, конечно, об этом знает и имеет свое мнение на этот счет. Я думаю, разное отношение к этому событию сравнимо с отношением к вопросу, когда закончились боевые действия в Европе, 8 или 9 мая. По европейскому времени Германия капитулировала 8 мая, по московскому – 9 мая. Поэтому, естественно, это событие вспоминают в разных странах в разные дни. Здесь политического контекста не должно быть, конечно. Исторические события 1945 года очень важны для Польши. В числе этих событий – освобождение страны от нацистской оккупации. В том, что это освобождение действительно было, в Польше никто не сомневается. Конечно, был свой исторически-политический контекст, частью которого является и то, что в марте 1945 года были похищены польские лидеры, над которыми состоялся судебный процесс в Москве, в Доме профсоюзов в июне 1945 года. В оценке этого контекста может быть много разных мнений, что естественно: история – «живая», сложная наука, где дискуссии и разные точки зрения естественны.
– Как бы вы характеризовали сегодняшнее состояние общественного мнения Польши в отношении событий Второй мировой войны и роли в ней нашей страны?
– Есть разные мнения. У меня нет данных соцопросов, но могу сказать, что воспоминания о том, что в 1944-45 годах закончилась нацистская оккупация, очень сильно присутствует в польском обществе. Оценка же исторических событий во многом зависит от частной, семейной истории. Она у многих поляков разная. При этом надо учитывать, что какой-то «официальной» точки зрения на такого рода события в Польше нет. Были попытки в нашей истории выработать какой-то «единый подход» к оценке исторических событий: ничего не получилось.
– А обмен мнениями, диалог между Москвой и Варшавой в вопросах, касающихся истории взаимоотношений двух стран, идет? Он не свернут?
– Конечно, идет. Хотелось бы упомянуть, например, великолепную работу польско-российской группы по сложным вопросам под руководством профессоров Ротфельда и Торкунова… Есть такой диалог, но, конечно, хотелось бы, чтобы он был более интенсивным. История наших стран, если даже касаться только событий двадцатого столетия, является очень интересной. Есть эмоции, конечно. Но хотелось бы, чтобы они не мешали выявлению и объяснению исторических фактов. Не должно тоже быть так, чтобы мы представляли свое мнение только своим. Стремиться жить в собственной исторически-политической крепости – на мой взгляд, не самое лучшее стремление. Мы должны обмениваться мнениями, даже не потому чтобы выработать общее мнение, а чтобы просто узнать: есть и такая точка зрения – правильная, неправильная, интересная, неинтересная. Но она есть. Надо оставлять историкам то, что должно быть ими обсуждено. Пусть прошлым занимаются историки, а не политики.
– Нужна ли какая-то совместная польско-российская версия спорных моментов истории?
– Это делается. Хорошо идет работа наших историков из города Люблина с коллегами из российской Академии наук с целью издания совместной книги для учителей о сложных моментах нашей общей истории.
– Есть ли с российской стороны препятствия для изучения каких-либо страниц истории Второй мировой войны?
– Мы бы хотели, чтобы все документы, касающиеся событий Второй мировой войны, были в свободном доступе, Катынское дело или некоторые моменты, касающиеся процесса над польским подпольным правительством... Все-таки прошло уже 70 лет. Что было – то было, это уже не вычеркнешь, а попытки «стереть» что-то из истории всегда оканчивались неудачей. Поэтому, думаю, документы той эпохи должны быть доступны историкам. Я знаю, что в рамках совместной группы по сложным вопросам идет как раз работа над тем, чтобы рассекретить все документы для работников науки в Польше, России, может быть, третьих стран.
– Все-таки почему СССР и польские подпольщики не нашли общий язык?
– Ну, это тема для большого доклада. Вкратце могу сказать, что представители польских подпольных властей хотели диалога. Они шли на переговоры, даже несмотря на то, что эмигрантское правительство Польши выступило против этого. Но, увы, диалога не получилось, и он окончился, как я уже говорил, в Москве, в Доме профсоюзов в июне 1945 года.
– Не кажется ли вам, что это в некотором роде модель российско-польского диалога? Вроде бы обе стороны хотят разговаривать, но в результате все заканчивается каким-нибудь очередным Домом профсоюзов…
– Я оптимист. Думаю, что мы в конце концов используем наш исторический опыт – без «Дома профсоюзов».