«И бездны мрачной на краю»

В первоначальном варианте пьеса называлась «Отец», и ее главным героем мыслился отставной полицмейстер Коломийцев, на чьей совести забитые до смерти юные политические заключенные и горб дочери Любы, раннее пристрастие к алкоголю сыновей и изломанная жизнь младшей Верочки. Постепенно авторский замысел корректировался, становилось все прозрачнее, что за семейные беды ответственен не только ее глава.

В прекрасном спектакле Адольфа Шапиро в Табакерке главным было трио взрослых – Ольга Яковлева (Софья), Олег Табаков (Коломийцев), Евгений Киндинов (Яков). Режиссера интересовала вина и беда отцов, так бездарно и пошло все проигравших. Мучилась своей неспособностью противостоять тирану-мужу умница Софья. Мучался виной и старший брат Яков, чья безотказная доброта слишком часто оказывается попустительством злу. И только сам Коломийцев-Табаков искренне недоумевал: за что его все ненавидят?

Молодого режиссера Никиту Кобелева закономерно заинтересовали дети. Пятеро молодых Коломийцевых, чей дом вдруг оказался им чужим, все незыблемые верования – ложью, а любовь к родителям – мукой. Сам дом, каким его создал художник Михаил Краменко, – лишился устойчивости, незыблемости. Легко передвигаются стены, туда-сюда таскают столы и стулья. Современная стиральная машина непринужденно соседствует с зеркалом модерн и железной кроватью начала века. Полицейские царские мундиры с роликами и потешными бумажными языками… В гостиной свалено грязное белье, а на кровать больного дяди привычно падает пьяный племянник.

Еще сохранились домашние ритуалы: семья выстраивается в линейку перед приехавшим отцом. Три дочки несколько раз поют явно праздничные «номера», подготовленные когда-то к счастливым семейным сборищам. Обломки благополучного семейного прошлого сейчас только ранят, только мешают, опутывая точно веревки.

Вина родителей для Никиты Кобелева очевидна и потому не слишком интересна. Безликая курица-мать Софья (Галина Беляева) все делает некстати: некстати вскрикивает, некстати начитает причитать. Даже каяться ухитряется некстати – пока все хлопочут вокруг нее, тихо умирает дядя Яков (Юрий Соколов). Иван Коломийцев в исполнении Анатолия Лобоцкого – прежде всего позер, лузер и трус, который из позерства и трусости пойдет на любую подлость и в ней непременно оскандалится.

Пятеро младших Коломийцевых унаследовали родительские черты в самых неожиданных модификациях. Жертвы? Да. Но ведь и наследники!

Старший Александр (Владимир Гуськов) усилил природным хамством все неприглядные черты папаши. В отце еще угадывается дворянин, со следами классического образования, сын же – типичный околоточный, со всеми его повадками и привычками. Младший Петр (Алексей Сергеев) – больной, неуклюжий, неспособный к сопротивлению, – сдается при первом же нажиме, и махнув на себя рукой, самоубийственно глотает горькую.

Как часто бывает в претенциозных, семьях Коломийцевы дали дочерям имена многозначительные (мать – София, дочери соответственно – Вера, Надежда, Любовь). Но и они обернулись насмешкой. Надежда – законченная эгоистка, постепенно прибирающая к рукам весь дом. Полина Лазарева играет в своей дочери полицмейстера своего рода мещанский вариант Элен Куракиной. Роскошная самка для ценителей из полицейского участка, женщина-мечта прокуроров и околоточных надзирателей. Вера (Вера Панфилова) – младшая, любимица всей семьи, ломается при первом же жизненном испытании, ломается страшно, бесповоротно, как разбивается фарфоровая кукла. Наконец, Любовь (Юлия Соломатина) – горбатая калека, к двадцати годам вдруг узнавшая, что отец – ей дядя, а дядя Яков – родной отец. Несчастный случай (или пьяная злоба) Ивана Коломийцева не только изуродовал ее тело, но и душу. Ожесточение, злоба, сознание собственной ненужности клокочут в ней и вырываются паром, который обжигает любого, близко подошедшего.

В спектакле Маяковки так рельефно-ощутимо клокотание подземных вулканических стихий, грозящих бедой. Так наглядно отсутствие реальных сил, способных беде противостоять. Грехи отцов усугубляются слабостями детей, и только старая нянька кружит по дому, оплакивая не то его прошлое, не то его будущее.

«Последние» – шестая и, пожалуй, лучшая постановка Никиты Кобелева на сцене Театра Маяковского. Режиссер, о котором несколько лет писали «подающий надежды» (сколько его коллег так до самой старости и не переступают это определение), тут уверенно шагнул в категорию мастеров, равно умеющих выстроить рисунок мизансцен и ролей, найти свой ход к авторскому тексту и свой ответ на вызовы времени.