«Все говорят, он ёрник и шутник»

Каждый, кто выходил к микрофону, говорил «о своем Ширвиндте»: ироничном, саркастичном, мудром и даже сентиментальном… Много вспоминали о том периоде, когда актер блистал в «Ленкоме» и Театре на Малой Бронной в спектаклях Эфроса, однако в этих воспоминаниях не было и тени стариковского брюзжания. Видя сосредоточенный взгляд Ширвиндта, выступающие расплывались в улыбке, и «панихида» превращалась в фарс. Об этом его парадоксальном качестве (рассмешить, не улыбнувшись) известно давно. В своем мастерстве актер победил естественные законы природы, но при полной растерянности встретил свой «нечеловеческий возраст». «Когда произносишь фразу «мне 80 лет», еще как-то проскакивает, но на бумаге хочется эти цифры заклеить», – говорил артист нынешним летом в интервью «Новым Известиям».

Одним из гостей вечера стал сын Эфроса режиссер Дмитрий Крымов, который рассказал историю о том, как, будучи ребенком, ездил с папой на гастроли в Пермь и однажды Александра Анатольевича попросили за мальчиком присмотреть. Ширвиндт взял его за руку и повел по городу.

«В своей новой книге вы пишете, что у вас нет ни одной статуэтки, – сказал Крымов. – Я отломал от своих по кусочку и слепил для вас «Оскар». На статуэтке фраза: дяде Саше от пермского мальчика».

Следом на сцене появился главный виновник вечера. «Я поясню свои взаимоотношения с Димой, – сказал он. – Недавно снимаю трубку, Дима говорит: «Хочу пригласить вас на свой день рождения». Я спрашиваю: а сколько тебе исполняется? – «Шестьдесят!» Я думаю, сколько же мне, если детям уже по шестьдесят. Правнуки бегают между ног, хамят. Правнуки! Страшное дело».

В этот вечер Александр Ширвиндт говорил о многих гостях, пришедших его поздравить. В итоге праздник обрастал непредсказуемыми сюжетами. Эдвард Радзинский, например, рассказал, как он, будучи десятиклассником, женился на студентке Щукинского театрального училища. «И Саша был единственным, который, узнав об этом браке, позаботился о подарке. Он подарил мне пионерский галстук, – сообщил Эдвард Станиславович, перекрикивая гомерический хохот зала. – После этого я решил увидеть этого остроумнейшего из людей на сцене и уговорил жену привести меня на их спектакль. Клянусь, это было самое сильное впечатление! Саша и неизвестная мне девушка играли «Даму с камелиями». Она вышла, и вышел Саша. Он был совершенно неправдоподобной красоты, и вы думали, зачем вы живете на свете. Для полноты образа Дама с камелиями решила, что зрители должны догадаться о ее болезни и потому все время кашляла. Саня мрачно на нее смотрел (вы представляете этот взгляд?) и после паузы произнес: «Ну что, все кашляешь?» Дальше спектакля не было».

Затем эстафету подхватил Михаил Швыдкой. «Шутить в этой компании бессмысленно, – подчеркнул он. – Но, как я понял, главная фраза у Эдика была, что он женился в десятом классе. То есть мы все, как дети, ждали, пока окончим институт, а он уже был женат. Но при этом он не сказал другого – какие блестящие роли играл Шура в спектаклях по его пьесам. Например, я вспоминаю «Снимается кино». Ширвиндт выходил на сцену – и тебя накрывало ощущение, что отмирает сердце и что никогда больше я не пойду, поскольку столь невероятно прекрасная минута не повторится. Все говорят, что он ерник, шутник. Но в Шуре живет удивительное лирическое чувство, о котором он не любит говорить, хотя иногда в некоторых ролях это открывает. Это щемящее чувство бесконечной любви к театру. А лично для меня нет большей радости на свете, чем прийти к нему, выпить и просто помолчать».

Юбиляр не удержался и здесь. «Михаил Ефимович уникальное существо, – сказал он. – Оттого, что Швыдкой сегодня сидит с нами, у меня замирает сердце. Поскольку при его космических передвижениях это явление чрезвычайно редкое. Он появляется, что-то говорит, а через секунду его нет – он уже в Баку или в Лос-Анджелесе. Однажды я провел эксперимент: был юбилей Михаила Михайловича Державина, и я уговорил руководство сделать его на пароходе. От Театра эстрады отплыла такая баржа со столиками, и сидел Михаил Ефимович Швыдкой. Я говорю: «Сегодня у нас праздник, мы уплыли, и вместе с нами весь вечер гуляет Михаил Ефимович». Через десять минут его не было… А что касается посидеть в тишине и выпить… Я горжусь тем, что Михаил Ефимович, несмотря на свою колоссальную загруженность и титанические интеллектуальные труды, основной досуг проводит со мной».

По своей тональности вечер (главным его организатором стала администратор ЦДА Людмила Черновская) напоминал о лучших временах, когда Домом актера руководили Эскины: было не только весело, но главное, что юбиляр вдруг открывался с совершенно неожиданной стороны. Ольга Яковлева, например, растрогала публику своим щемящим рассказом о том, как Ширвиндт однажды опоздал на репетицию к Эфросу, поскольку пытался раздобыть для своего покойного дяди гроб. А поскольку времена были «дефицитные» и, простояв в жуткой очереди, он получил лишь потертый обшарпанный гроб, артист долго пытался его спрятать – «чтобы мама не увидела и не расстроилась».

Книга, которую презентовали на вечере, также полна лиризма, сопряженного с сарказмом. Открываешь на любой странице, и невозможно оторваться: «Вечно молодая, безгранично русская Надежда Бабкина с искусственной косой, навсегда приколотой к тоже искусственному кокошнику, олицетворяет бутафорскую мечту о национальной идее, – пишет юбиляр. – Национальную идею судорожно ищут. Боятся быть темными и старомодными. Похерив марксизм-ленинизм, заблудившись между развитым социализмом и социализмом с человеческим лицом, примеряем то китайскую, то шведскую, то американскую модель на свои нечерноземные плечи. Родину нельзя примерять – надо носить какая есть».