Пианистка Элисо Вирсаладзе

– Элисо Константиновна, вы как-то сказали, что «тех, кто не может жить без музыки, как рыба без воды, всегда мало…» Почему сейчас это особенно ощутимо?

– Очень трудно стало жить в музыке. Во-первых, молодым исполнителям требуется помощь, нужны материальные средства, которых в основном, зачастую, у нас нет. Есть фонды, стипендии, но в целом это не поддержка. Во-вторых, вместо того чтобы лелеять наши музыкальные школы (раньше так называемые семилетки), сейчас их объединяют в комплексы, и это отвратительно! Мы плюем на то, что имеем. И то, что должны были бы ценить, просто оставляем без внимания. Я понимаю, это глобальная проблема, где все, конечно же, упирается в финансы. Но потом это скажется, к сожалению... Многие молодые люди после консерватории не имеют никакого заработка, и они думают о том, чтобы получить еще какую-то профессию. Кстати, за последние годы появилось колоссальное количество (и не только среди пианистов, но даже и вокалистов) людей, имеющих другие специальности.

– То есть музыканты стараются овладеть несколькими инструментами?

– Да, и это тоже. Но я имею в виду совершенно иную деятельность, например, юриста или адвоката. Ими хотят стать многие пианисты. И это – не от хорошей жизни. Если взять струнников, они могут устроиться на работу в оркестр; могут сотрудничать с коллективами за границей. Пианисту найти работу гораздо проблематичней. Нужно выживать в этой ситуации, да так, чтобы тебе еще повезло, потому что в нашей профессии без удачи и везения невозможно. Это наболевшая проблема, и причины сложившейся ситуации намного глубже.

– Индивидуальность – самая точная и яркая характеристика пианиста. Почему, на ваш взгляд, в нынешнем поколении музыкантов так мало индивидуальностей?

– Я не могу с этим согласиться. Дело в том, что выросло большое количество пианистов. И поэтому, наверное, индивидуальностей стало меньше. Раньше было все совершенно другое… и время, и поколение. И не потому, что то поколение было хуже, лучше или гениальнее. На сегодняшний день даже у тех, кто очень талантлив (я не буду перечислять фамилии), тех, кто подавал большие надежды в юном возрасте, – у них нет времени! Я сейчас не говорю, хорошо это или плохо. Но это в принципе так. Все они становятся продуктом сегодняшнего потребительского вкуса публики. Хотят они того или нет, но им приходится «ввязываться» в эту самую историю с концертами. Они попадают, как белка в колесо, то есть все время там крутятся! И даже крупные имена! А когда я спрашиваю, зачем тебе такое количество концертов, ведь ты уже известен, может быть, достаточно, хватит? Мне отвечают: «Если откажусь один раз, потом уже больше не пригласят». И этот «страх» почему-то присутствует у всех! Вы задаете вопрос: почему нет личностей?.. Но откуда им быть? Сейчас очень трудно сохранить себя.

– Значит, современному пианисту сложнее найти свой путь?

– Конечно. Есть много исполнителей, которые теряются и не знают, что делать в музыке. Сейчас колоссальное количество информации. Можно послушать записи практически любого исполнителя. В восточных странах (Япония, Корея, Китай), где в настоящий момент так популярна пианистическая деятельность, был очень распространен весьма наивный вопрос: «Кто из исполнителей эксперт по данному произведению?» И это на полном серьезе, это не шутка! То есть они не спрашивают о том, как надо играть Бетховена, какую школу надо пройти, сколько нужно играть Бетховена, что нужно перетерпеть, какую жизнь прожить, сколько надо знать (ведь теперь появилось колоссальное количество архивных документов той эпохи, безумно интересных)... Но их интересует только – что представляет из себя «готовый продукт». Других мыслей и вопросов нет!

– Что важно в таком педагогического жанре, как мастер-класс?

– Честно скажу: мастер-классы не люблю! Это, по моему мнению, пользы не приносит! Самый элементарный пример. Для того чтобы пройти какое-то произведение со студентом, мне иногда не хватает года! А что я могу сделать за час?.. Я могу только дать какие-то намеки; могу сделать так, чтобы человеку, который говорит со мной о музыке, что-то приоткрылось... У меня есть мастер-классы, где я себя очень хорошо чувствую: это в Италии, около Рима. Все происходит в очень красивом средневековом замке. Уже в течение одиннадцати лет туда приезжают студенты со всех концов мира, причем одни и те же; некоторые уже со стажем. Интересно наблюдать, как они развиваются, и не только как исполнители, но и как педагоги.

– После потепления российско-грузинских отношений как часто вы бываете в Грузии? Расскажите, чем сейчас живет грузинская интеллигенция?

– В последнее время раз в году я обязательно бываю в Грузии, потому что у меня там в Телави музыкальный фестиваль… Трудно сейчас что-либо говорить. Грузинская интеллигенция выжила в такое время, когда не было ни света, ни отопления – ничего вообще! Сейчас стало намного лучше, несмотря на все трудности, которые еще существуют. Все идет своим чередом, могу сказать, что театральная и концертная жизнь Грузии очень насыщена!

– Вы много раз говорили о том, что не любите конкурсы, но при этом часто их судите. Вы будете судить XV конкурс Чайковского?

– Нет. Во-первых, мне никто не предлагал, и потом, если бы меня пригласили, я бы не дала такого согласия. В это время я буду не в России, у меня совершенно другой конкурс.

– Тогда поделитесь своими воспоминаниями о вашем участии в конкурсе Чайковского…

– Они были совершенно изумительные! Не предполагалось, что я попаду в финал, и тем более, что стану лауреатом третьей премии.

– В условиях XV конкурса Чайковского появились нововведения. Лауреаты международных конкурсов, а также первой премии Всероссийского музыкального конкурса, который сейчас идет по стране по специальностям фортепиано, скрипка, виолончель, вокал, смогут участвовать в конкурсе Чайковского без предварительного отбора. Как вы на это смотрите?

– Это и раньше было. На первом конкурсе Чайковского лауреат международного конкурса мог вообще не играть на первом туре. Такими являлись, например, Лев Власенко, Джером Ловенталь… Думаю, что в принципе это не очень хорошо. На конкурсе тебе может просто повезти... Сколько мы знаем первых премий, которых никто и не вспомнит.

– На XV конкурсе не будет бальной шкалы, и голосование открытое – «да» или «нет»…

– Есть в мире конкурсы, где существует такая система. Члены жюри объявляют свое решение в присутствии всех. И мои коллеги, наверное, немножечко постесняются говорить «нет» на то, что действительно «да»!

– Выступление с кем из великих музыкантов оставило самое неизгладимое впечатление?

– Кирилл Петрович Кондрашин, с ним я выступала на втором конкурсе Чайковского. На первом он играл вместе с Клиберном, и тогда я не предполагала, что через четыре года окажусь с ним на одной сцене. Перед конкурсом Кирилл Петрович тогда очень меня подбодрил. Именно подбодрил, потому что когда играешь с оркестром, совершенно все по-другому.