– На что именно организации «Право ребенка» был выдан президентский грант?
– Мы занимались мониторингом профилактики передачи ВИЧ-инфекции от матери к ребенку путем грудного кормления. ВИЧ в России распространяется быстро, им заражаются и женщины. Соответственно, чтобы число детей, заразившихся ВИЧ, не увеличивалось, важно, чтобы зараженная мама не кормила ребенка своим молоком. В Европе эта проблема решена: там врач просто выписывает больной матери заменители молока, а у нас деньги на эти смеси должен выделять бюджет каждого региона. Мы проводили мониторинг, собрали информацию со всех субъектов: например, в Новосибирской области в 2011 и в 2012 годах деньги на заменители выделялись, а в 2013-м такой строки в бюджете нет, и в дальнейшем она не предусмотрена. Копеечное дело в масштабах страны, а решить проблему не могут. На основании опыта, полученного во время этого мониторинга, мы должны были подготовить предложения. Мы их подготовили и еще 10 июля отправили их президенту.
– И какие претензии были выдвинуты «Лигой здоровья нации»?
– В рамках мониторинга мы в том числе должны были провести конференцию «Общественный мониторинг реализации на местах указа президента «О национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 гг.», что мы и сделали 18 декабря прошлого года. Была огромная конференция – общественные слушания, на которые приехали 160 человек из разных регионов. Я тогда был членом Общественной палаты, и так как денег не было, попросил троих коллег – Иосифа Дискина, бывшего тогда главой комиссии по развитию гражданского общества, Елену Тополеву-Солдунову, руководящую комиссией по соцполитике, и Ольгу Костину из комиссии по поддержке семьи, детей и материнства – помочь. Практически всю организационную работу фонд «Право ребенка» взял на себя, что, естественно, подтверждают мои коллеги. А «Лига здоровья нации» ссылается на документ из аппарата Общественной палаты, подписанный руководителем аппарата Алиной Радченко, где организаторами числятся только комиссии, а не организация «Право ребенка». Конечно, в своих документах они нас не фиксировали, но тут возникает вопрос к Радченко: почему, получив запрос, она не связалась со мной или с руководителями комиссий, указанных организаторами, чтобы уточнить ситуацию? Формально «Лига здоровья нации» получила ответ, что «Право ребенка» не числится организатором мероприятия, хотя мы за него отчитались. Получилось, что мы их обманули, мероприятие не провели, а деньги на него получили. Следовательно, надо с нами разрывать договор и требовать назад все деньги.
– Были ли до этого случая проблемы с перечислением гранта?
– Проблемы начались в апреле, когда мы отправили в «Лигу здоровья нации» очередной промежуточный отчет, а в ответ не получили ни замечаний по нему, ни денежного транша. Когда мы туда звонили, нам отвечали: «Начальство разбирается – ждите». Потом Тополевой-Солдуновой во время личной встречи в «Лиге» сказали, что к нам есть вопросы. Она сразу же попросила оформить все в письменной форме, ведь речь идет все-таки о 400 тысячах рублей, а претензии выдвигаются устно и неофициально. И вот только 16 июля, то есть через 16 дней после окончания проекта, мы получили жесткое письмо о том, что из-за фальсификаций в отчете договор с нами разрывается, последний транш переведен не будет, а уже полученные деньги надо вернуть. Я уже написал письмо Лео Бокерии – не знаю, дойдет ли оно до него или потеряется. Надеюсь, ситуация разрешится.
– Как вы считаете, связана ли проверка, инициированная Минюстом, с отзывом гранта?
– На следующий же день после письма из «Лиги», то есть 17 июля, мы по почте получили письмо из Минюста о том, что мы обязаны предоставить документы на проверку в срок до 14 июля. Я позвонил в Департамент по делам некоммерческих организаций Минюста, сказал, что мы письмо получили позже, чем срок истек, на что нам ответили, что письмо пытались вручить ранее, но адресата не было. Мы проверили – действительно, 9 июля в 00.08 они хотели вручить нам письмо, но никого, конечно, не застали. Они хотят устроить тотальную проверку – запрашивают абсолютно все документы за последние три года с целью убить «Право ребенка».
– По-вашему, эта ситуация связана с тем, что вы перестали быть членом Общественной палаты?
– Думаю, эти события просто задерживались, потому что я был членом Общественной палаты – наверное, им не хотелось связываться, пока я там работал.
– Вы знаете, кто может стоять за этими масштабными проверками?
– Кто заказчик – я не могу сказать, не знаю. Есть высший суд – пусть там и разбираются. Я еще давно запустил в оборот термин «россиротпром», который сейчас с удовольствием используют СМИ. Он обозначает коррупционную верхушку над детскими интернатами, которая ежегодно поглощает миллионы бюджетных рублей – сколько там прилипает к рукам, страшно представить. Возможно, кто-то из «россиротпрома», кому не нравились мои инициативы в этой сфере, сейчас решил отомстить или не дать мне продолжать работу.
– Вы думаете, эти действия направлены конкретно против вас или отражают тенденцию отношения к НКО в целом?
– Про общую тенденцию мы все знаем – вот «Мемориал» и «Агору» признали «иностранными агентами», и, с одной стороны, ситуация с «Правом ребенка» соответствует логике последнего времени, но, с другой стороны, мы – не «иностранные агенты». Я бы, может, и мечтал получать деньги из иностранных источников, потому что их катастрофически не хватает на помощь по всему объему жалоб, с которыми к нам обращаются, но не получаю. К тому же, я все-таки на особом положении: много общался с администрацией президента, он сам во многом нас поддерживает – например, в историях с безнадзорными детьми и с патронатным воспитанием. Поэтому мне кажется, что цель всех этих действий – прекратить существование «Права ребенка».
– Проверки Минюста уже как-то повлияли на работу вашей организации?
– Не особенно, кроме того, что в ужасную жару сотрудники должны были собирать всю кипу документов за три года.
– Как вы думаете, как будут дальше развиваться события?
– Я не представляю себе, чтобы Бокерия захотел выступать в роли киллера «Права ребенка» – думаю, он откажется выполнять чей-то заказ. Есть шанс, что ситуация откатится назад: уведомление отзовут, переведут последний транш в 400 тысяч рублей, и мы продолжим работу. Кроме того, у нас есть повестка в суд из-за того, что мы якобы просрочили подачу документов, – к суду мы уже готовимся, нам помогает юрист «Агоры». Думаю, без труда докажем, что не предоставили документы, потому что узнали о такой необходимости уже после того, как срок истек. Единственная проблема, конечно, в том, что российские суды не судят, а работают по принципу «чего изволите?», руководствуясь телефонным правом. Поэтому возможна и ситуация, когда вопреки логике суд решит, что мы виноваты, но надежда все-таки умирает последней.