«Гиганты горы» – последняя пьеса Луиджи Пиранделло, работу над которой прервала смерть. Главная пружина действия драмы – постоянно обсуждаемая смерть поэта, оставившего после себя театральной труппе сказку «О подмененном сыне». Произведение поэта-самоубийцы не пользуется успехом у зрителей, но прима Илсе, из-за жестокости которой поэт покончил с собой, считает главным делом своей жизни – нести эту сказку людям. Ее муж-граф разорился, оплачивая постановку и переезды; из сорока двух человек в труппе осталось только шесть самых верных, готовых идти до конца. Легко понять, чем привлекла пьеса осиротевшую труппу Петра Фоменко, хорошо знающую, что происходит с театром, когда отлетает его поэтическая душа. И каково это – хранить верность непопулярным художественным ценностям. И каково это – идти против воли и желаний публики. И как противостоять искушениям.
В пьесе Пиранделло есть искушения простые и топорные: обеспеченной жизнью, теплой постелькой, вкусной едой. Граф напоминает жене о проданной вилле, шеренге выстоившихся слуг, и ужинах с канделябрами. Собратья-актеры тоскуют о крыше над головой, о полных сборах. Но Пиранделло больше интересуют искушения более тонкие и опасные – искушение башней из слоновой кости, искушение изоляции, полного погружения в игры собственной фантазии.
Пьеса начинается с того, что актеры попадают в гости к обитателям заколдованной виллы мага Котроне (Федор Малышев). В ее волшебном пространстве оживают сны и фантазии, художественные выдумки обретают плоть, как только ты в них уверуешь. Илсе (Полина Агуреева) видит своего поэта, участники ее труппы видят сны, где ожили их страхи и тайные желания. За одну ночь волшебные силы подготовили новые костюмы и реквизит для персонажей пьесы «О подмененном сыне». Наконец, волшебные духи принимают образы героев пьесы и готовы стать напарниками для Илсе.
Думаю, что в каждом, даже самом серьезном, театре непременно живет тоска по разного рода театральному волшебству. Похоже, и режиссеры-постановщики Евгений Каменькович и Полина Агуреева, и сценограф Мария Митрофанова с неподдельным кайфом придумывали и «волшебную» движущуюся сферу задника сцены, где могут появляться и исчезать действующие лица, и так выразительно смотрящийся теневой магический театр Котроне. И полеты персонажей на театральных тросах. И «волшебных кукол» с такими настоящими лицами, что их невозможно отличить от живых актеров.
Размышления о взаимодействии игры и реальности, искусства и жизни были центральной и несколько навязчивой темой драматургии Пиранделло. В «Гигантах горы» свое представление о стратегии жизни художника высказывает маг Котроне. Изысканный и несколько вычурный хозяин виллы «Скалонья» («Отчаянье») настаивает на полной автономности художественной фантазии вольного сына эфира. Он убеждает своих долгожданных гостей остаться в его магическом пространстве вместе с остальными беспечными и эксцентрическими обитателями. И большинство актеров труппы готово принять эту изолированную и увлекательную жизнь: отказавшись от всего, ты становишься хозяином мира. Но оппонент мага – актриса-прима Илсе отстаивает другую точку зрения на долг художника. «Мы должны играть для людей, – снова и снова повторяет она своим оппонентам, – я готова пойти дальше одна и декламировать слова сказки-завещания!»
Спор о путях искусства и о долге художника трудно назвать новым. Но каждое время так или иначе выбирает свой ответ. «Мастерская» выбирает позицию Илсе. Илсе-Агуреева невыносима и неотразима одновременно. От нее легко устать и еще легче влюбиться. Скачущая смена настроений и интонаций; в такт настроению меняется даже внешний облик – рыжий и черный парики, собственная мальчишеская стрижка. И несгибаемое упорство натуры. Абсолютная нежная податливость, чисто актерское умение мгновенно почувствовать партнера, – и полная самодостаточность; такая и впрямь может пойти одна, и играть одна, если так решит. Дух театра, воплотившийся в облике прелестной женщины, так силен и неотразим, что куда там с ним тягаться изысканным театральным чудесам Котроне. Рано или поздно любое искусство может потребовать подтверждения жизнью своего творца. И эта подразумеваемая, где-то рядом живущая «гибель всерьез» и дает возможность беспечной игры и шалости фантазий, всем причудам воображения и капризам.
Спектакль, как и пьеса Пиранделло, – обрывается на полуслове. Бродячая труппа отправляется в свой путь дальше, увозя в тележке тело своей первой актрисы, убитой враждебностью и непониманием публики.