– Фестиваль начинался как будто недавно, а вот уже подходит к концу тринадцатый по счету…
– Никакой мистики. Фестиваль я затеяла в 2001 году с простой и хорошей идеей, суть которой – собрать друзей на моей родине и сделать праздник живущим там людям. Потому сначала и время проведения выбиралось по времени года – летом. Летом я хоть на время бываю дома, в Абхазии, и хотя там прекрасная природа в любое время года, летом особенно хорошо. Знаете, никого из друзей не приходилось уговаривать, это люди, с которыми я работала и работаю по сей день. Хорошая основа фестиваля – дружеская миссия плюс праздник.
– Кажется, в ту пору Абхазия не была самым спокойным местом?
– Сначала были сложности – и проблемы на границе, и другие организаторские вопросы. Но все это было делом времени. Все в жизни решаемо, главное – иметь желание и понимать, зачем ты это делаешь. Как говорят философы, когда знаешь «зачем», легче преодолеть любое «как». А вопрос «зачем» для меня не стоял. Атмосферу фестиваля никогда не приходилось создавать искусственно – люди сами ждали праздника. Искренне ждали! Смотришь – платья шьют, прически делают, несут цветы, готовят домашнее мацони и артистов кормят. Абхазия традиционно отличается гостеприимством, и люди тогда истосковались по нормальной жизни.
– Похоже на семейный праздник.
– Он и был в какой-то степени семейным, причем аура теплоты сохраняется и сейчас. Первые годы было сложно. Режиссер Александр Титель адаптировал спектакли буквально на трех стульях. Помню «Летучую мышь» с вкраплением в самые горячие моменты абхазских фраз, зал светился от смеха. Тогда я не могла платить гонорары, ребята выступали по дружбе, благотворительным жестом, но мы доказали, что фестиваль нужен.
– С тех пор вы крепко встали на ноги, появилась финансовая опора.
– Да, тогда не было столько людей вокруг, все накопилось за годы. Фестиваль родился как частная инициатива, но с первого же раза у него была крепкая поддержка главы и министерства культуры Абхазии, уважающих мою инициативу меценатов, а года три назад нас стала поддерживать и российская сторона. Мы не берем ни копейки из небогатого, прямо скажем, бюджета министерства культуры Абхазии, я прекрасно понимаю, как это все трудно и непросто. Как принято испокон веков, в Абхазии гостей селят и кормят, то есть выполняют традиционные обычаи гостеприимства. Но на гонорары артистам мы никаких денег там не получаем, да я никогда бы и не забрала ни копейки. Все построено на дружбе и благотворительности, а это, как выясняется, достаточно прочный для дела фундамент.
– Вам приходится стучаться в высокие кабинеты, чтобы поддерживать фестиваль на плаву? Кто решает организационные вопросы?
– Вообще-то на фестивале я занимаюсь всем – от гвоздя до репертуара. Есть налаженная работа, фестивальный штат, но я погружена в информацию полностью, включая логистику и площадки. Стараюсь минимизировать затраты – встречу, переезд через границу, подачу машин и автобусов. К тому же важнейшие вопросы – кто приезжает и что исполняет – тоже без меня не решаются. Были, например, сложности со светом для концерта open air, аккумулятор вовремя не привезли – решала я. Бюджет фестиваля тоже в большой степени моя забота.
– Удивительно, каких звезд вы смогли заполучить.
– Это правда. Приезжают знаменитые люди, артисты звездного уровня, у нас бывали НФОР (Национальный филармонический оркестр России. – «НИ») и маэстро Спиваков. На фестивале этого года вместе со мной пели замечательные солисты и мои друзья: меццо Елена Манистина и бас Михаил Казаков из Большого театра, замечательный тенор Евгений Акимов из Мариинского. В финальном «Viva l’Opera!» в Большом зале Консерватории оркестр моего родного МАМТа с маэстро Феликсом Коробовым будет сопровождать меня и солиста Большого Бадри Майсурадзе. Такой праздник был красивой воздушной мечтой. Самой иногда не верится, что получилось его сделать.
– Разве не об этом вы мечтали с детства?
– Всегда хотела: когда мне было лет 6–7, у нас в Пицунде проводился фестиваль Лианы Исакадзе «Ночные серенады». Проходил он в древнем Пицундском храме Х века с его много чего повидавшими стенами и неподражаемой акустикой, которую, поверьте мне, не встретишь ни в одном самом современном концертном зале. И я, пицундская девочка, не пропускала ни одного концерта. Тетеньки-билетеры пропускали у колонны постоять, и я прямо не могла дождаться вечера – знала, куда бежать.
– Уже тогда проявляли частную инициативу?
– Чаще мы ходили на концерты всей семьей. В этом храме звучал инструмент Потсдамской органной фирмы «Александр Шуке», и к его монтажу в 1975 году имел отношение мой папа, он был переводчиком с немецкого у мастеров по установке. Орган был одним из лучших в стране, 51 регистр и четыре с половиной тысячи труб! Об этом стоит напомнить. Папа и привел семью в храм. К музыке.
– Вы самая титулованная московская певица, притом парадоксально сохраняете непосредственность. Зная театральные нравы, я не перестаю удивляться, что вас любят коллеги. Не завидуют, а любят.
– Ну, интриги и зависть – неизбежные спутники успеха не только в театре. А что касается коллег, я теперь гораздо спокойнее ко всему отношусь, философски, по-взрослому, немного иначе. Спокойно смотрю на критику, на злость и зависть, это раньше могла от чьей-то злости разрыдаться. Сейчас – нет. Понимаю, что любой негатив надо отпустить, чтоб он меня не съедал. Все равно перед любым выступлением у меня трясутся коленки, и я распеваюсь по 40 минут, поскольку я страшная самоедка. Сама к себе придираюсь так, что мало не покажется, переживаю после каждого спектакля, что могла что-то сделать лучше. Но ведь это уже характер, его не исправить.
– А как же уважение коллег?
– Я заслужила хорошее к себе отношение. Я одна из немногих, кто от души, как ребенок, радуется за коллег, получивших премии, мне нетрудно и очень приятно написать в «Фейсбуке» теплые слова о девчонках-коллегах! Когда-то мне помогли, оценив мои способности, теперь уже я начала помогать. Рекомендую молодых коллег на прослушивание, и если бы у меня не было авторитета, ко мне бы не прислушивались директоры театров и режиссеры. Это надо заработать, заслужить, я этим очень дорожу. Кто-то оценивает помощь, кто-то нет. Но я-то помню, как было приятно, когда на голосовании премии «Триумф», на которую меня выдвигал маэстро Спиваков, ни одного голоса не было против. Объективное признание очень важно.
– Всем известно, что вас приглашали в Большой театр, и вы не раз объясняли, почему не ушли.
– Да, и до сих пор уверена, что поступила правильно: наверное, я и в Большом стала бы примой, но я человек театра-дома, и если уж выбрала дом, то выбрала. Мне в нем уютно. Это как у ребенка: он не может совсем бросить место, где его воспитали и любят. В МАМТе мой репертуар, труднейшая тройная партия в «Сказках Гофмана», которую, кроме меня, в одиночку исполняет еще только Диана Дамрау, и любимая Лючия де Ламмермур.
– Но сейчас ситуация изменилась, и экс-директор МАМТа Владимир Урин, при котором вы выросли, теперь работает в Большом.
– Я его очень уважаю, но прийти в Большой смогу только как приглашенная солистка, на постановку. Это элегантно и тактично. Будь я карьеристкой, ушла бы много лет назад, и тем более сейчас. С приходом Урина в Большой там уже кое-что изменилось и еще многое изменится в лучшую строну.
– А есть универсальный совет, как достойно жить в театре?
– Хранить хрупкое равновесие, знать грань. Не перебарщивать, должна быть женская интуиция, подсказывающая, где надавить, а где быть мягкой. Я чувствую это кожей, общаясь с разными людьми на разных уровнях. За красивые глаза еще никого никуда не брали. Меня могли рекомендовать, но дальше я делала свое, брала трудом и нутром. Потому и жизнь продолжается. И еще надо хранить внутренний стержень. Я в этом уверена.
| СПРАВКА
|