Актер Валерий Гаркалин

– Валерий Борисович, как вы будете отмечать свой юбилей? Творческим вечером?

– Театральная общественность во главе с Домом актера, с Игорем Золотовицким меня попросили, чтобы я не прошел мимо этой даты. Я согласился на это в силу того, что я действительно публичный человек. Что тут лукавить, я люблю, когда меня узнают. Но я не люблю, когда это делают публично.

– Парадоксально и афористично…

– Я же не случайно говорю: надо слушать старого артиста. Я знаю этот мир не понаслышке…

– Вы сыграли в таких культовых фильмах, что вас наверняка всегда узнают на улицах…

– Да, а еще меня оркестранты принимают за своего. Потому что я когда-то дирижировал оркестром в «Ширли-мырли». Они, наверное, считают, что я профессиональный дирижер и крупный мастер.

– По этой логике вас еще должны принимать за своего и воры в законе – из-за фильма «Каталы»...

– Да, я пользуюсь вниманием и этой активной группы населения. Что ж, я действительно начинал свою карьеру с криминального элемента.

– Зато в спектакле «Бумажный брак» вам достался совсем другой образ…

– Ну, там мой герой уходит из жизни… Это прекрасная тема – осчастливить кого-то за пять минут до собственной смерти.

– Благодаря этому спектаклю, мне кажется, вы должны пользоваться большой популярностью у женщин среднего возраста.

– Должен вам сказать, что театр вообще посещает в основном этот слой населения. Не только из-за того, что я выхожу на сцену. Мужчин, как правило, в театре всегда меньше.

– В спектакле Дмитрия Крымова «Сон в летнюю ночь, или Как вам это понравится», получившем приз Эдинбургского фестиваля, вместе с вами играет блистательная Лия Ахеджакова…

– В этом проекте была не только Лия Ахеджакова. Когда Лия не смогла с нами пересечь Индийский океан и поехать со спектаклем в длительную поездку в Австралию и Новую Зеландию, она уговорила это сделать свою давнюю подругу Аллу Покровскую. Так что этот проект мне подарил сразу двух прекрасных партнерш. Это даже трудно назвать подарком. Это счастливые минуты взаимопонимания и поддержки друг друга. Знаете, у каждого из нас бывает такой период, который приходит с возрастом, когда тебе важно – не что делать, а с кем делать. Он из менее важного перерастает в первостепенный.

– То есть для вас главное – компания?

– Да. С кем на два голоса спеть – это так важно! В этом смысле я, конечно, счастливый человек. Бог подарил мне столько партнеров, и еще каких!

– Я обожаю вашу партнершу по антрепризе – Татьяну Васильеву. Это гениальная женщина! Чарли Чаплин в юбке. Мне кажется, ваш с ней антрепризный проект осчастливил всю Россию...

– Да, но это было давно, лет 15–20 назад. Кстати, тогда в нашем проекте участвовала не только она. Был еще и Армен Джигарханян, и ныне покойная Наташа Гундарева. Эти недосягаемые звезды – Джигарханян, Гундарева – были для меня такие эвересты, до которых надо было добраться. И такое счастье, когда легко было примерить эту высоту, просто вступив с ними в один проект, а потом в другой. Это было настоящее человеческое счастье. С другой стороны, в кино я был окружен такими замечательными актерами, как Инна Чурикова, Олег Ефремов, Олег Табаков, прекрасная актриса Люба Полищук… Я говорю о «Ширли-мырли», где я вообще был окружен «большой советской энциклопедией кино» – Ролан Быков, Армен Джигарханян, Вера Алентова... А в «Белых одеждах» я был партнером Людмилы Гурченко...

– Как началось ваше совместное творчество с режиссером Дмитрием Крымовым?

– Все началось с дружбы. Никаких совместных «сотрудничеств» у нас не было. Я занимался своей актерской карьерой, у меня был тогда разгар этого «неблагородного» дела. А он занимался своей карьерой – он художник, прекрасный живописец, продолжатель традиций примитивистского жанра. У него есть совершенно изумительные работы, приближающиеся, как мне кажется, к гениальности. Кроме того, он был сыном известных родителей (режиссера театра и кино Анатолия Эфроса и театроведа и театрального критика Натальи Крымовой. – «НИ»). Для меня было честью сдружиться с ним. Это тот случай, когда яблоко так недалеко откатилось от яблони! От двух яблонь. Выдающегося театроведа Наталью Крымову я знал лично, ей понравилась одна из тех работ, которые я сделал в Театре сатиры. Я, правда, не был знаком с Анатолием Васильевичем Эфросом, но я бывал на его репетициях, мне был интересен его метод работы с актерами. И вообще, для меня его театр, его эстетика так близка и дорога, что, познакомившись с его сыном, я словно познакомился и с ним. А потом я толкнул Диму на авантюру – предложил ему самому поставить «Гамлета», где главную роль буду играть я. У нас был новый перевод «Гамлета» – Андрюши Чернова. Хотя переводческая культура Шекспира у нас очень высокая – Маршак, Лодзинский, Куперник, Пастернак... Но вообще, Шекспир нуждался в переводческом обновлении. И мы поразились, какой уникальный, неповторимый перевод сделал Чернов. Он работал над этой бессмертной трагедией семь лет! И мы решили осуществить этот спектакль в театре Станиславского. Мы поняли, что этот перевод – серьезный вызов современному миру, где «Гамлет» совершенно другой, не тот, что в староанглийском подстрочнике... Мы с Димой увлеклись тем, что подлинно у автора и о чем он писал... Мы хотели сделать достаточно вызывающий проект, где Гамлет был бы Гамлетом, а Шекспир – Шекспиром. Это история о каждом из нас, о том, из чего мы все состоим: из любви, дружбы, семьи, ненависти... Это как Библия. В этой трагедии есть все о человечестве. Самое потрясающее – с тех пор, как эта трагедия писалась, человечество постоянно повторяет одни и те же ошибки.

– Вы сейчас пришли с репетиции, у вас какой-то новый проект?

– Да, Кшиштоф Занусси предложил мне роль в одном проекте с очень хорошей командой. Сегодня была первая читка. Я вчитывался в пьесу, вглядывался в партнеров. Это английская пьеса.

– Опять английская?

– Да, потому что на самом деле – это ведь лучший театр. И возглавляет всю эту шайку Шекспир.

– Валерий Борисович, ваша дочь два года назад осчастливила вас внуком Тимофеем. Как у вас складываются взаимоотношения?

– Поначалу они были лучше. Мы были счастливыми людьми. А сейчас, когда ему исполнилось два года, мальчик превратился из любящего комочка в дух противоречия. Дело в том, что дети в возрасте от двух лет и до трех вступают в период отрицания. Им надо прожить эту негативную модель отрицания, чтобы потом выработать негативную реакцию на что-то. И это, как правило, распространяется на близких людей (смеется). Раньше при упоминании слова «деда» начиналось свечение глаз, улыбка: «Деда люлю», что означало: «Деда люблю». Теперь все наоборот: «Деда не люлю», «Деда похой», и двадцать девятого марта, когда ему исполнилось два года, на мой вопрос, сколько ему лет, он ответил: «Не два!» Надеюсь, что этот период пройдет и дитя вернется к любви и пониманию.

– Вашей дочери Нике, наверное, сейчас не до «Гоголь-центра»...

– Ника абсолютно гармоничная девочка. Она умеет слышать в себе мать и заботливую жену. Она во многом похожа на свою мать. У Ники большое сердце, и ее любовь к своему делу и к семье, к близким, ко мне в частности, умело распределяется. Она – то солнышко, которое греет всех. Так что нельзя сказать, что «Гоголь-центр» – в ущерб семье или семья в ущерб «Гоголь-центру»...