– Илья, вы предполагали, что премьеру оперы могут запретить?
– Для меня произошедшее стало полной неожиданностью, как и некоторые появившиеся в эти дни в прессе подробности…
– Что вы имеете в виду?
– Присутствие конкретных фамилий. В опере в принципе нет каких бы то ни было имен и фамилий. И само произведение скорее философско-созерцательное, отстраненное. Именно эта отстраненность, отсутствие какого бы то ни было морализаторства со стороны автора и привлекли меня в либретто Артема Суслова, являющегося, собственно, и автором идеи. Герои не делятся на положительных и отрицательных, оценку их поступкам должен давать исключительно зритель.
– Речь не идет о конкретной ситуации, связанной с питерскими чиновниками?
– Да. При этом текст написан изысканным стихотворным слогом, что представляло известную сложность при написании музыки.
– С точки зрения музыкального языка и стилистической выдержанности, судя по услышанным мною фрагментам, музыка представляет несомненную ценность. И как музыкального критика меня в первую очередь волнует, насколько велика вероятность, что произведение все-таки прозвучит в России?
– Вы знаете, у меня есть надежда, что прозвучит. И не потому, что «надежда умирает последней», а потому, что сейчас все «официальные лица» открещиваются от того, что с их стороны исходили какие-то угрозы. И потому, что, узнав настоящий, а не возникший в чьем-то воображении сюжет оперы, люди не будут искать скандала там, где его, собственно говоря, и не было. А если все-таки не получится в Питере, очень надеемся, что получится в Москве.