Posted 19 марта 2014, 20:00

Published 19 марта 2014, 20:00

Modified 8 марта, 04:32

Updated 8 марта, 04:32

«Стихи и звезды остаются»

19 марта 2014, 20:00
Олег Меньшиков наконец порадовал тех, кто с прошлого театрального сезона ждет ренессанса Театра Ермоловой. В постановке «Из пустоты…» он объединил – под своим художественным руководством – четырех молодых режиссеров и восемь поэтов Серебряного века. Поэтический вечер решено было посвятить первой волне эмиграции – тем,

«Творю из пустоты ненужные шедевры» – эта строчка из Георгия Иванова стала импульсом и в итоге эпиграфом коллективного творчества Олеси Невмержицкой, Сергея Аронина, Алексея Размахова и Дениса Азарова. Отвечают они за разные «именные» блоки – от Бунина до Цветаевой – и каждому поэту посвящают свой эпизод, сложенный из чистой поэзии и чистого листа бумаги. Как точка отсчета и «взлетно-посадочная полоса» поэтических образов он множится на сцене.

Гигантские бумажные полотна спускаются с высоты колосников, выезжают из пустоты кулис, а тем временем их рвут, режут, комкают – бумага, как известно, стерпит все. И она «терпит», то превращаясь в дорожный чемодан, то сворачиваясь в кокон или погребальный саван, а то и покрываясь «черными дырами», за которыми сквозит пустота и параллельный мир поэзии. Эта пустота символизирует и жизненное пространство поэтов в эмиграции. Ощущение потери и отчуждения вынуждало их балансировать на грани реального и воображаемого, прошлого и настоящего. Многие по сорок лет сидели на чемоданах, ожидая, что вот-вот вернутся в Россию, в «потерянный рай» родины и детства. В спектакле, в наборе эпизодов, набегающих друг на друга, как воспоминания, удалось поймать это настроение. Сюжетной связи между «выходами» поэтов нет, но есть сходство интонаций. Все они так или иначе говорят о невозвратном, о «вычитании» из жизни того, что было важным, о вынужденном прощании. Но надо отдать должное, делается это без искусственного нажима, без высокопарности и трагического пафоса, даже если речь идет о бездомной смерти и крушении эмигрантских судеб.

О социально-политической подоплеке в спектакле тоже заходит речь, но только мимоходом. Олега Меньшикова как участника и худрука постановки она не интересовала. Свой выход, точнее свой моноспектакль, в заключительные 15 минут он превращает в личностное высказывание об одиночестве таланта (кстати, эта тема возникла у него еще в моноспектакле «1900») и о самодостаточности поэзии, которая остается абсолютной величиной, независимо от жизненных обстоятельств самих поэтов, загнанных в угол, списанных со счетов, наконец, забытых на книжных полках. «Стихи и звезды остаются,/ А остальное – все равно!» – сказал Георгий Иванов, которого современники заслуженно называли первым поэтом эмиграции. Именно его строчки Меньшиков извлекает «из пустоты» и делает это с присущим ему обаянием, легкостью и изяществом. Само собой, он обходит в искусстве чтения стихов всех ермоловцев. Хотя это даже не чтение – это исполнение, сравнимое с джазовой импровизацией. За рояль Меньшиков, правда, не садится, но, как музыкант-виртуоз, играет с интонацией Георгия Иванова, из которой процентов на девяносто и «сделаны» его стихи. Это горькая «парижская нота» и ирония уставшего, опустошенного человека, который вопреки всему продолжает писать, «будто бросая бутылку в море: кто-нибудь найдет, кто-нибудь поймет, кто-нибудь продолжит».

Меньшиков не просто помогает «своему поэту» прозвучать, он создает образ Георгия Иванова – одиночки, окруженного людьми, которые откровенно не понимают, как же ему удаются стихи, «не обделенные ничем – ни талантом, ни умом, ни вкусом». В эмигрантском окружении, где все друг другу тайно враждебны (как известно, «cнобы русские – самые гнусные снобы мира»), он держится независимо, тоскует по петербургским зимам и страшно любит выпить. Собственную «уязвимость» поэт и не пытается скрывать, но остается остроумным и уверенным в своей власти над словом. Эта уверенность, в том числе в своем внутреннем превосходстве, которое другие могут ставить под сомнение – но вряд ли могут оспорить, – присуща и самой манере игры Олега Меньшикова. В ней всегда читается аристократизм и скрытая властность, а в случае с Георгием Ивановым она явно усиливается и начинает резонировать. Поэтому под конец спектакля трудно отделаться от мысли, что для худрука постановки и Театра Ермоловой – это во многом знаковый, образцово-показательный выход. Он показывает класс или «мастер-класс» по обращению с поэзией Серебряного века, хотя сам же признается, что научить артистов читать стихи невозможно.

Подпишитесь