Нимфомания как следствие фригидности

Краткое содержание первой части. Подобранная Селигманом на улице избитая Джо рассказывает ему историю своих сексуальных опытов, которые начались со знакомства с собственными гениталиями, затем были поставлены на доброй сотне половых партнеров и закончились вместе с окончанием серии в объятиях первого мужчины, вызвавшего в ней любовное чувство, а вместе с ним – наслаждение от секса.

Часть вторая. Родив сына, Джо обнаруживает, что секс с мужем перестал доставлять ей удовольствие, и с согласия супруга пытается сходить налево. Однако первый опыт выходит безуспешным: зафрахтованный африканец приводит своего брата, и вместо секса завязывается описанный в известном лимерике спор: «And they argued all night // Over who had the right // To do what, and with which, and to whom». («Они спорили всю ночь, чем, как и куда»). И это, заметьте, лучший эпизод второй серии, в котором чернокожие джентльмены, забыв про даму и тряся в кадре внушительными (но по-разному впечатляющими зрительниц и зрителей) причиндалами в рабочем состоянии, выясняют отношения на африканской фене, причем без перевода. Затем, явно назло прибалдевшей было публике, режиссер запускает самую занудную главу фильма, которую следовало бы назвать «мазо без садо» и в которой Джо для возбуждения плоти прибегает к услугам бичевателя, исполняющего свою работу с равнодушно-деловым видом, будто он стегает фонарный столб, и к тому же принципиально не вступающего в интимные отношения с клиентками. То, что при таком отношении к делу у него не может быть клиентуры, Ларса фон Триера заботит так же, как и прочие несообразности фильма: он ведет себя подобно Наташе Ростовой, которая, по словам Пьера, не удостаивала быть умной. Чего стоят, к примеру, повторяющиеся в титрах цифры 3 и 5, которые Селигман ни с того ни с сего называет «числами Фибоначчи», хотя с тем же основанием их можно назвать, например, членами ряда нечетных чисел или единственными простыми числами-близнецами первой десятки. Последнее, кстати, было бы последовательнее ввиду дополнительного смысла русского выражения «счет по палочкам» и того, что и как именно делают на экране три раза, и что – пять раз. Но во избежание сразу непристойности и спойлера об этом придется умолчать.

К сожалению, во второй части фильма оправдывается и возникшее ранее опасение, что герой по настоянию постановщика не ограничится ролью исповедника-психоаналитика и самым банальным образом выйдет за пределы конфессионально-профессиональной этики. Равно как и еще более ужасное подозрение, что Триер после знакомства с Чеховым зарубил себе на носу, будто однажды появившееся на экране ружье (сиречь пистолет) в конце концов обязано выстрелить, пусть даже вопреки здравому смыслу. С другой стороны, он и тут верен себе – делает не то, чего от него ожидают. Ждете ногой с разворота? А я вам тычком по сопатке.

Короче говоря, никаких смысловых поворотов или эстетических открытий в «Нимфоманке» нет. Есть доведенная до дури игра с насмотренной публикой, которую вряд ли почувствует средний зритель. Есть реализация авторских сексуальных комплексов, о которых лучше судить сексологам, нежели кинокритикам. Очевиден также переход последней, кажется, границы, по формальным признакам отделяющей х.фильмы от ХХХ-фильмов: крупноплановой эрекции в фильмах официальных программ международных фестивалей, кажется, еще не было. Хотя фелляция и пенетрация, вопреки хронологической последовательности сексуальных действий, были – см. «Коричневый кролик» Винсента Галло и опус Гаспара Ноэ с символичным названием «Вход в пустоту». Так что если Ларс фон Триер действительно первый эрекционер в категории х.ф., – прошу занести «Нимфоманку в Книгу рекордов Гиннесса.