Ледяная страна одиноких мужчин

В Ленинградском аэропорту «Пулково» удивила прозаичность проводов полярников, улетавших словно не на тяжкий полуторагодовалый труд в экстремальных условиях непредсказуемого континента, а на шабашку в соседнюю область. В зале вылета не было торжественных церемоний – друзья и близкие сидели тихими кружками, пили «на посошок», перекидывались последними наставлениями, обнимались и прощались. Может быть, из-за этой будничности разлуки у меня впервые появилось ощущение, что до этой команды небритых мужиков никому, кроме их родных, дела уже не было.

За таможенным кордоном, на уже ненужные рубли свободные мужчины закупали коньяк и шампанское к ноябрьским праздникам. Водка на дальнюю дорожку была с собой…

«Скотовоз», как любовно называли полярники Ил-76, переделанный из военно-транспортного самолета в пассажирский, с уличной туалетной кабинкой в центре салона, уверенно взял курс на юг. Летели из Ленинграда до столицы Мозамбика Мапуту. Часов двадцать. С трехчасовой остановкой в Йемене для смены экипажа. По жесткой инструкции нашим пилотам требовался трехдневный отдых для завершающего броска через Индийский океан в столицу советской Антарктиды – на станцию «Молодежная». Три дня мозамбикского веселья в африканской жаре окончательно подорвали железное здоровье личного состава САЭ-35. Самое приятное было то, что нам с Валерием в Мозамбике и всем полярникам начислялись суточные в иностранной валюте – 25 «зеленых» в день! Честно заработанные 75 долларов выдавались сразу и тратились в основном на африканское пиво. Бывало, что редкое антарктическое счастье выпадало целиком всей полярной экспедиции, ожидавшей завершающего перелета на шестой континент, когда приходила радостная весть о разыгравшейся снежной буре на «Молодежке». Тогда каждый день ожидания летной погоды в Антарктиде делал советских полярников в Мапуту богаче на 25 долларов.

Через четыре часа полета над Индийским океаном наш Ил-76 прошел «точку возврата», и самолету уже не хватило бы топлива вернуться назад в Африку. В полутемном салоне лайнера смех и шумное возбуждение от перелета сразу стихли, а мужики неторопливо начали натягивать полярные комбинезоны. Все понимали, что садиться на ледовый аэродром «Молодежной» экипажу придется уже при любой погоде.

Помню, что Антарктида встретила нас ослепительно белым цветом и светом, от которого невозможно было спрятаться, и фантастической тишиной. Подлетая к материку, я первым увидел белоснежные айсберги в океане, лежа с фотоаппаратом на стеклянном бронированном полу штурманской «капли» самолета. Скалистый заснеженный берег приблизился внезапно, а тень самолета заскользила впереди по курсу, перепрыгивая через ледяные торосы и сугробы аэродрома «Молодежки».

После 40-градусного зноя Африки советских искателей приключений приветливо встретил 20-градусный морозец. Нам, новичкам, все было в диковинку! И темно-синий купол Южного полюса на горизонте, похожий на выпуклое Средиземное море с толщиной льда в пять километров, и гигантские айсберги вдалеке, и пронизывающий ветер – «дульник», стремительно несший острые льдинки без остановки в направлении океана.

Для бывалых полярников Антарктида была совсем другая и очень знакомая: тот же спартанский быт в металлических домиках-коробках на ножках, те же допотопные громыхающие вездеходы, та же чиненная-перечиненная собственными руками научная аппаратура. И та же зарплата, составляющая в сумме с полевым довольствием около тысячи рублей в месяц. Зарплата, которая в сравнении с ценами на родной стороне и доходами отечественных предпринимателей-шашлычников просто смешила. И те же три легендарных самолета Ил-14, которые местные умельцы постоянно ремонтировали, пытаясь собрать из них на ледяном ветру хотя бы два исправных, приделав к их шасси самодельные лыжи, которые полярные летчики уверенно называли «летающими гробами». Но что делать, если эти музейные экспонаты советской стране заменить было некогда, да и нечем!

В тишине антарктической ночи, под незнакомыми звездами Южного креста я задавал себе вопросы, на которые не находил ответа. Я пытался понять, что влекло этих бородатых людей в одну команду, которой выпало жить 12–18 месяцев бок о бок в условиях полярной ночи и нечеловеческого холода? Что побуждало этих мужчин отказаться от знакомого ритма жизни, покинуть родных, близких, расстаться с семьями, обрекая себя на один звонок домой в месяц по безумно дорогой космической связи, часто за свой счет? Что заставляло их перечитывать снова и снова пачки писем от любимых людей, приходившие еще реже – лишь дважды в год, весной и осенью, с бортами Ил-76 из Ленинграда? Что сближало этих людей, таких разных по возрасту, темпераменту, профессиональным интересам и жизненному опыту?

Ответ был у каждого свой. Легендарный ас полярной авиации и художник Виктор Голованов ответил мне, что Антарктида покорила его сердце миром своей непредсказуемости. Это очень опасно, но и всегда очень интересно для летчика. Голованов месяцами скучал и маялся на Большой земле в предвкушении очередного антарктического сезона, а, дождавшись его, улетал без сомнений – снова и снова... Это, говорил он, как болезнь – тоска по айсбергам, другому солнцу и воздуху без кислорода, по удивительным человеческим отношениям – добрым, открытым, надежным. А участие в 15(!) экспедициях – это уже диагноз.

В кают-компаниях каждого домика на «Молодежной», в комнатах, кухнях и научных лабораториях всегда обитали очаровательные хозяйки. Эти хорошенькие девушки были постоянно молоды, отличались восхитительными формами и, главное, всегда были неодеты. Что еще нужно ученому для счастья в Антарктиде? Но у всех хозяек был единственный недостаток – они все неодушевленно висели на стенах металлических домиков. При всей своей глянцевой яркости это были лишь вырезки из зарубежных журналов или увеличенные фото с календарей и эротических буклетов. Других женщин на советских антарктических станциях не было. Мудрые руководители Госгидромета СССР и партийные начальники в целях экономии медсредств и недопущения морального разложения полярников хрупкие женские организмы на советские антарктические станции не допускали.

Нашим покорителям Южного полюса все полтора года очередной экспедиции оставалось только завидовать американским и другим зарубежным коллегам, спокойно сочетавших полярные исследования с семейной жизнью на своих антарктических станциях. Иностранцы всегда сочувственно относились к монашескому стилю полярной службы и научных исследований советской зоны Антарктиды. Американцы при любом случае контакта с одинокими мужчинами из СССР оказывали им бескорыстную помощь в виде килограммов эротической продукции. Поэтому хозяйки на наших станциях были сплошь иностранки, а все подписи под ними были на русском языке: «Спи спокойно, дорогой!»

Так и спали десять лет. 9 июля 1999 года на «Молодежной» был спущен российский флаг, а станция законсервирована. Обидно очень…