Актер Владимир Вдовиченков

– Владимир, вы стали лауреатом зрительской премии «Звезда Театрала». А насколько важно для вас мнение публики?

– Вообще, мнение зрителя, конечно, важно. Было бы странно сказать, что мне все равно, как меня принимает публика: я же не сам для себя играю – тогда это был бы театр одного артиста и одного зрителя. В конце концов, у любого «продукта», будь то спектакль или фильм, есть конечный потребитель – это не коллеги, не друзья, а именно обычный, независимый зритель. Другое дело, что нельзя идти у публики на поводу. Заполучить ее любовь и расположение по большому счету не очень сложно. Засчитываться могут и прошлые заслуги. Иногда люди за тебя все сами додумывают, и ты остаешься их любимцем, независимо от того, что делаешь сегодня. Поэтому некую планку отношений со зрителем все равно ты ставишь сам.

– Значит, все-таки не до конца доверяете своему зрителю?

– Мы же не стоим на месте: в своей жизни, в профессии мы постоянно хотим расти, делать что-то новое, давать и получать новые эмоции. Но если исходить только из отзывов и комментариев, то продолжить внутренний и профессиональный рост не получится. Ты всегда должен быть чуть-чуть впереди зрителя, чтобы тебе всегда было чем его удивить. Хотя иногда зрительские замечания бывают удивительными. Человек видит то, чего мы, может быть, даже не закладывали, или, наоборот, не видит того, что мы хотели показать. И вдруг взгляд со стороны открывает новые горизонты. В этом смысле созидательное партнерство со зрителем может быть интересно. А хула или восхваления – это просто данность, некие нюансы или сопутствующие бонусы.

– Многие ваши коллеги сетуют на зрителя, говорят, что раньше люди знали, зачем они идут в театр, были подготовлены. А сейчас в большинстве своем идут с расчетом на то, что их будут развлекать.

– У меня был педагог по литературе во ВГИКе, и он однажды сказал правильную вещь: как только вы начнете просвещать зрителя, он уйдет. Вы пришли, чтобы играть с ним в игру, в процессе которой происходит подспудная внутренняя работа, и она не должна быть очевидной. Не просто открыл дверь – и на тебе, все вылил, а предложил разные ключики, разные способы считать идею. Любой, даже неподготовленный зритель к игре готов всегда, а любая игра подразумевает элемент развлечения. И это не всегда плохо. Это не всегда айпад, телевизор и «на диване валяюсь». Развлечение – это возможность мозгу, который все время трудится, душе, которая переживает какие-то проблемы, вдруг расслабиться и понять, что она не одна, что есть такие же несчастные и есть такие же счастливые. Нельзя человека заставлять проглатывать «пилюлю». Нужно сделать так, чтобы он сам захотел эту «пилюлю» проглотить. И нельзя идти на сцену с протянутой рукой, с расчетом на благодарность зрителя – тебе обязательно положат в нее камень. Публику нужно обмануть, удивить, запутать.

– Для вас важно признание и мнение коллег по театру и по киноцеху? Как у вас с ними строятся отношения на сцене, на съемочной площадке?

– Мнение коллег? Конечно, важно. Я только что закончил экспедицию, снимался в фильме Андрея Звягинцева «Левиафан» с замечательной партнершей Леной Лядовой. На меня произвело большое впечатление мастерство этой артистки – человеческое и профессиональное. Со стороны – маленькая девочка, но я был просто поражен ее умением подсказать. Она всегда настолько тонко чувствует ситуацию, настолько точно понимает происходящее, что хочется спросить совета. Мы играли с ней несколько сцен, где без этого партнерского контакта никак не обойтись. Нужен именно актерский ансамбль – то, что всегда предлагает Римас Туминас: как только сложится ансамбль, внутри возникнут индивидуальности. Лена как раз предлагала игру компанией: «Давайте вместе!» Это крайне редко бывает.

– Насколько вы доверяетесь режиссеру? Вы ведомый артист?

– Я не всегда доверяю сам себе, но за большим режиссером я готов идти в любые дали. От талантливых людей идет что-то такое, чего нельзя объяснить словами. Ты видишь, как человек берется за материал, как он с ним работает, насколько он аккуратен и осторожен, насколько тебя и других понимает. Но иногда даже непонимание импонирует. Ты видишь, что у человека нет готовых схем и штампов, но есть попытка что-то найти, и он чувствует, где это искать. Когда знаешь, что можешь помочь, можешь быть инструментом, тогда за режиссером легко идти. Ты не задаешь себе кучу вопросов, а просто делаешь это, и все. Бывает наоборот: ты даже готов, но не чувствуешь режиссера, и не потому, что он плохой или ты плохой. Иногда не подходят шестеренки в механизме – и не работает музыкальная шкатулка. А достаточно просто другого человека поставить – и вдруг все заиграет.

– А с Римасом Туминасом вы в этом смысле совпадаете?

– Думаю, да. Я сыграл уже в трех спектаклях, которые он поставил: «Дядя Ваня», «Ветер шумит в тополях», «Евгений Онегин». Работать с ним очень трудно и легко одновременно. Но это трудности особого рода: они начинаются, когда я не успеваю за ним в понимании происходящего и начинаю злиться. Но у меня не возникает вопроса, правильно он делает или неправильно. У меня возникает вопрос, понял я или не понял. Римасу я безоговорочно доверяю: что-то в нем есть необъяснимое, он смеет чувствовать то, чего мы, артисты, не чувствуем, смеет не бояться того, чего боимся мы. Он ставит тебя, казалось бы, в дискомфортное положение, но ты, проламываясь через этот дискомфорт, понимаешь, что по-другому и быть не могло. Это не должно быть удобно. Это не должно быть привычно. Конечно, со временем это становится и удобным, и привычным, но в результате умирает. Поэтому возникают все новые и новые спектакли. Не знаю, какие-то горизонты, какие-то миры у него есть, которые он знает и может показать, может повести в эти миры, в свои. С ним интересно.

– А как вас судьба свела со Звягинцевым?

– Я с Андреем не был знаком. Много слышал, много видел. Но авторское кино всегда проходило мимо меня. И вдруг пригласили на пробы. Я поехал, познакомился – и все как-то совпало. Снимали, ездили в экспедицию, сегодня группа возвращается домой. Осталось несколько съемочных дней.

– То есть это ваш дебют в авторском кино?

– По большому счету да. Хотя я работал со странными режиссерами. «Седьмой день» Кахи Кикабидзе – совсем не мейнстрим. И предложения были заманчивые. Однажды мне звонит Фернанду Мейреллиш, человек, который снимал «Город бога», фильм на все времена, и зовет сниматься с Хопкинсом, с Джудом Лоу. Я думал, что умру от счастья. И вдруг проходят буквально три года, англичане мне предлагают проект, а я отказываюсь. Мне интересно работать со Звягинцевым, потому что это совсем другая история. Понимаю, что, если бы лет десять назад мне кто-то сказал, что британскому проекту с большими британскими артистами я скажу «нет», не поверил бы. А сейчас могу себе это позволить.

СПРАВКА «НИ»