Музыкант Павел Кашин

– Павел, почти каждая беседа с вами начинается вопросом: «Куда вы пропали?» Так куда вы пропали?

– Никто никуда не пропадал. Пропал фон шоу-бизнеса. Небосвод. Интернет пообещал принести всем славу и деньги и ничего не выполнил.

– В каком смысле?

– Интернет сделал всех артистов нишевыми. Кроме шоу-бизнес-машин, направленных не на творчество, а на постоянное свечение. Сейчас даже новые альбомы Земфиры проходят как-то незаметно. Мне вот лично если б не подарили новую пластинку Земфиры, то я бы и не узнал.

– Тем не менее у альбома Земфиры отличные продажи.

– Может быть, но раньше-то были афиши, реклама, расклейка, выкладка в магазинах... Впрочем, и сейчас народ на концерты ходит. Благодаря одной только ссылке в Интернете.

– Тем не менее свой очередной альбом вы выпускаете вполне традиционным способом...

– Потому что «заливать» музыку в сеть – это себя не уважать! Сейчас такое время, когда ты достаешь деньги из собственного кармана и на них записываешь альбом просто для того, чтоб твоя жизнь была интересной и веселой. Если твои поклонники не хотят платить деньги за твою музыку – это их личное дело. А альбом в нормальном виде мне нужен потому, что я хочу, чтобы все было красиво. Хороший дизайн, прекрасный звук. Я записывался на лучшей студии Москвы. Когда люди узнают, во что мне обошлась запись, они хватаются за голову: нельзя подешевле? Да можно, говорю, вообще бесплатно. Просто я не хочу.

– А что у вас с концертами в таком случае?

– Все нормально. В месяц четыре-пять в Москве, пара за МКАД. Просто наши радиостанции создают иллюзию, что шоу-бизнес – это то, что звучит на самой главной и самой популярной радиостанции... Но вы выезжаете за МКАД в любой другой город и там слышите совершенно других музыкантов. Те, что звучат по радио, и те, кто ездят по городам, – это просто разные абсолютно артисты, никак не пересекающиеся.

– На телевидении – еще более ощутимый разрыв?

– Музыкальное телевидение-то сдохло. Поэтому есть ощущение, что нет популярных людей. Но это только ощущение. Это ТВ сдохло! Все зависит от круга ваших друзей: если они вам присылают ссылку на концерт такого-то, значит, он популярен.

– Теперь актвность группы в соцсетях – главный показатель?

– Да, но к тому же группы расплываются, рассасываются по фальшивым аккаунтам, люди могут не знать, где реальный артист. Я Вконтакте отвечаю на все вопросы и забрасываю свои объявления. Но часто люди обижаются на меня, потому что им клон какой-то нахамил, а я вообще не в курсе...

– Как боретесь с этим?

– Никак. Бороться – дело Бога. Как и наказывать людей. А я музыку пишу.

– Вы вообще в курсе, что делают ваши коллеги-музыканты?

– Ну вот я прослушал альбом «Мумий тролля» («SOS матросу». – «НИ»). Очень интересно сделан, интересно спродюсирован. Но третий раз слушать не хочется. Ударились в продакшн. Идея немножко потерялась. Мне нравится в музыке идея, прежде всего. Помню, когда-то я купил альбом Саши О\'Шеннона – там продакшна не было никакого, ноль качества. Но песни такие – что я «заслушал до дыр»! О\'Шеннон – лучший наш поэт, я считаю. У Гребенщикова выходят довольно стабильные альбомы. Должен быть интересным альбом Игоря Григорьева, во всяком случае, те несколько песен, что я слышал, обещают многое. Просто артисты наши поняли наконец, что делать русскую музыку а-ля Нопфлер – это бесполезное бестолковое занятие. Мы – русские люди, вскормленные на романсах и Вертинском. И когда тот же Игорь Григорьев совмещает романс и Depeche Mode – получается что-то классное и абсолютно интересное.

– Весь мир воспринял как-то англо-американскую модель поп-музыки, и ничего плохого.

– Не весь. Французы долго ни под кого не прогибались. И наконец заставили весь мир слушать свои аккордеоны. И нам надо также. Хватит уже ныть, что мы не американцы. Мы НЕ американцы, и слава богу. Нам надо петь свои песни. Они роднее. Они лучше. По текстам – намного круче. А продакшн вообще уже сильно улучшается.

– К шансону это не относится.

– Блатняк вы имеете в виду? Ну это вообще вне сферы моих интересов.

– А как же «такие» песни по радио?

– А я уже дошел до того, что слушаю только разговорное радио! Уже не надеюсь услышать интересную музыку – стандарт убил все. Чудом на одной из станций услышал лучшую песню года, по-моему: Имоген Хип, Embers of Love. Если б не случай – так никогда бы не узнал. А Имоген Хип, между прочим, «Грэмми» за эту песню получила – но у нас ее как будто нет! Надо самим искать музыку. Хотели бесплатную музыку – получили! (Смеется) Надо быть против всего бесплатного. Все должно быть – платное! Большинство людей недальновидны. Они не понимают, что, допустим, принтер 3D когда-нибудь станет очень высокого разрешения и уволит всех. Девяносто процентов людей останутся без работы и без денег.

– Но он же не будет печатать, например, горшки глиняные?

– Он сможет печатать детали для автомата. А чертежи детишки из Интернета могут скачивать…

– Вы много читаете, должны знать «Галактику Гутенберга» Маршала Маклюэна. Про то, как технологии изменяют цивилизации...

– Именно эту работу Маклюэна я не читал, но читал много подобного. И с этим не поспоришь. Когда я учился в школе, нам говорили, что придут роботы и все будут делать за людей. Пришли не роботы, а компьютеры и 3D-принтер. Ну и какая разница? Сколько уже профессий исчезло? Вот у вас в прессе: наборщик, например. Все, что касается фотографий, делает один человек, а даже не маленькая лаборатория... Много примеров.

– Когда-то вы сказали, что «писать песни настолько легко, что я не понимаю, почему все этим не занимаются». Сейчас у вас такие же ощущения?

– Дело в том, что писать их легко, действительно. Но девальвация творчества приводит к тому, что ты понимаешь, что пишешь фактически в стол. Потому что рекорд-компании все реже и реже готовы выпускать альбомы. Никто не верит, что продастся, вне зависимости от того, какой ты популярный. Если б остались сети продаж – было б легче сочинять, потому что ты знал бы, что твои песни все ждут. Сейчас же нужно иметь внутри очень мощный стержень – я буду делать это даже если останется мало слушателей или их не останется совсем, потому что это делает мою жизнь счастливой. Но ребята, которые моложе меня на двадцать лет, не имеют такого стержня. Не успели убедиться в том, что то, что они делают, – ценно.

– Сомневаются?

– Конечно. Потому мало звезд появляется, мы это видим. Им идти некуда. Раньше можно было выпустить CD. Сейчас, повторюсь, рекорд-компания никак молодому артисту не поможет и ничего не выпустит даже на пробу: уверены, что не окупятся даже затраты на производство. Не все могут себя спродюсировать: поэт и продюсер – это «разные вещи». В музыке сейчас, как в кино: творец и продюсер – это один человек. Несовместимые вещи, но каким-то чудом я в себе это соединяю! Я вчера подумал о том, что если меня сравнивать с прочими поэтами – если говорить обо мне как о поэте, – то я самый успешный поэт в России за всю историю. Я не закончил жизнь в долгах (смеется).

– Ну извините: вы певец, у вас группа. Это совсем другое дело.

– Я имею в виду, что в России, если ты поэт и при этом что-то зарабатываешь, – то это просто чудо! Пушкин и Бродский были в долгах и брали деньги у женщин. А вот я каким-то чудом остаюсь известным. Для узкого круга людей. Процента три по стране. И мне этого, слава богу, хватает. Не до всех городов доезжаю: вообще, сейчас надо уже дотировать концерты в дальних регионах. Как на Дальнем Востоке можно сыграть концерт? Никак. Билеты на самолет убьют все, что возможно.

– Но вы же понимаете, что грантовая система и госдотации на передвижение коллективов по стране, как в той же Швеции, – это не про нас?

– Как бы там ни было, я верю в то, что мы рождаемся в своей стране для того, чтобы проявить себя. Легче всего говорить, что «это не про нас». Стоит говорить, что я на своем месте сделал то-то, когда это было практически невозможно для меня. Я лично сделал альбом на той студии, на которой сделал, и не застрелился из-за долгов. Это было ужасно сложно. Но сделал же! Я зарабатываю на концертах. Если не бухать, как подорванный, и не скупать каждую новую модель автомобиля – то можно жить нормально. Можно.

СПРАВКА «НИ»