В канун католического Рождества 1996 года московское бюро агентства ЕПА получило правительственную телеграмму, подписанную почему-то Санта-Клаусом. Иностранный волшебник приглашал фотографов запечатлеть историческое событие – первую встречу на высшем уровне Санта-Клауса и Деда Мороза в Государственном Кремлевском дворце. Этот саммит сказочных персонажей должен был пройти на кремлевской елке в Москве 7 января 1997 года, в день православного Рождества. Учитывая мой восьмилетний опыт работы с Дедом Морозом в газете «Пионерская правда», кремлевская пресс-служба и фотоагентство, где я работал, аккредитовали именно меня на эту волшебную «встречу в верхах».
Я никогда не видел Санту, а на елках в Москве фотографировал только Деда Мороза и Снегурочку, и то на черно-белую пленку. По-этому, боясь перепутать во время съемки заморского волшебника с отечественным, я стал основательно готовиться к рождественскому репортажу из Кремля. Журналист-международник Владимир Познер, который в «сантах» знал толк, обучил меня новогоднему правилу «свой-чужой» – мгновенному распознаванию «иностранца»: «Если на деде увидел штаны – знай, этот дед не из нашей страны!»
Хотя оба новогодних персонажа и занимались одним и тем же делом – творили чудеса и таскали бездонные мешки с подарками, можно было обнаружить немало различий между Санта-Клаусом и Дедом Морозом, которые я выучил наизусть. Прежде всего, по правилам рождественского дресс-кода, полушубок у Санты всегда короткий, отороченный белым мехом и подпоясанный кушаком. Борода – только до пояса, шапка-колпачок – красная с помпончиком, сапоги – кожаные щегольские, взгляд – хитрый, с прищуром. Иностранному волшебнику разрешалось также ношение очков, курение трубки и передвижение на оленях по небу.
Наш же Дед Мороз рассекал родные просторы на санях, запряженных тройкой лошадей. Ходил дедушка всегда в толстой длинной шубе и шапке на меху, украшенной драгоценными камнями. Одежду, расшитую златом-серебром, носил цвета холодного – голубого или синего. И, наконец, бороду отпускал длиннющую, до самого полу, белую и пушистую, как снег, и всю в кудряшках-завитушках. В трескучие морозы наш герой предпочитал огромные валенки, теплые рукавицы и чудо-посох, которым раздвигал сугробы. А главное, Хозяин русской зимы, спасаясь от северной тоски и депрессии, всегда выходил в свет со своей неразлучной спутницей – внучкой Снегурочкой.
7 января 1997 года в Кремле было все наоборот. Борода у финского Санта-Клауса оказалась длиннее и кудрявее, чем у нашего Деда Мороза. Обидно было и то, что шубы отличались только цветом, но не длиной, а вдобавок, я разглядел модные сапожки именно на ногах отечественного дедушки. Хотя русские валенки в Кремль Санта тоже не стал надевать. Иностранный гость вел себя с российскими детьми очень легкомысленно – бегал, прыгал и кидался подарками. Наш же Дед Мороз соблюдал во всем кремлевский протокол – ходил величаво, грохотал о паркет посохом и зычно отдавал команды Снегурочке.
На заключительной пресс-конференции Дед Мороз зачитал журналистам скучное официальное заявление о дружбе и дальнейшем международном новогоднем сотрудничестве. Было видно, что наш дедушка сильно притомился и взмок в своем меховом тулупе и рукавицах, которые ни разу так и не снял. Санта-Клаус же, на радость уставшей прессе, ограничился стишком, посвященным коллеге, прочитанным на русском языке с акцентом:
Дед Мороз на тройке мчится,
Колокольчики звенят.
Начинает сердце биться
В этот праздник у ребят!
...Первый раз у главной елки страны я очутился на новогоднем паркете Кремлевского дворца съездов в далеком 1962 году в качестве отличника 2 «А» класса школы № 658. Яркое металлическое ведерко от подарочных кремлевских конфет хранилось у меня потом дома лет тридцать. Помню, что фантики от этих конфет вместе с ведром я приносил в школу и делал доклад-сообщение о кремлевском празднике. Я был единственный счастливчик в классе, который получил билет на кремлевскую елку за свою учебу. Наверное, было очень правильно, что эти детские приглашения в Кремль не разрешалось тогда продавать за деньги.
Второй раз на кремлевской елке я оказался ровно через 25 лет, работая уже фоторепортером газеты «Пионерская правда». Утром 28 декабря 1986 года в Москве было очень холодно. Закутанные взрослые и дети шли плотной толпой в Кремль через Кутафью башню, без рамок и металлоискателей, выдыхая многочисленные столбики пара. Перед входом во Дворец съездов родители прощались с детьми – казалось, навсегда передавая их на руки суровым пионерам-аниматорам. Слово «аниматор» тогда не знали, а школьников веселили и помогали им в гардеробе специальные «активисты-дружинники» – старшие пионеры и комсомольцы. Этим отличникам и хорошистам малышня уже порядком надоела за несколько дней кремлевской елки, так как свои педагогические способности «активисты» потратили на первые представления и теперь командовали испуганными детишками исключительно по-армейски. Старшие пионеры в парадной форме стояли по периметру Гербового зала и строго следили за порядком на празднике. Порядок заключался в том, чтобы ни один школьник не увильнул от забав и танцев в гигантском хороводе вокруг елки, не подпирал мраморные стенки и не прятался в туалете от праздника.
Я наблюдал раздачу «пионерских» подзатыльников тем девочкам и мальчикам, которые боялись кататься с горки и отказывались плясать в хороводе. «А ну, веселись!» – тут и там слышались суровые команды. «Смотрящие» вожатые тоже отслеживали нарушения дисциплины – уже в рядах самих «активистов», которые тоже мечтали отсидеться в вестибюле Кремлевского дворца. Зато всем было весело! Даже юному мальчику – «Новому году-1987» – досталось от пионерки, которая строго цыкнула на него за слишком громкий и заливистый смех!
Мой кремлевский новогодний подарок 1962 года был последним, где сласти были спрятаны в расписную металлическую баночку. На следующий год и потом все конфетки и шоколадки упаковывались уже в кремлевские башни из пластмассы, которая считалась материалом будущего.
Четверть века спустя мне запомнились замерзшие лица родителей, которые плотной толпой через стекла Дворца съездов наблюдали за ходом кремлевского праздника и беспокойно выискивали в елочном хороводе своих чад. Охрана не прогоняла мам и пап и разрешала им свободно гулять по всему Кремлю в ожидании окончания представления. Заключительная «раздача» детей на морозе напоминала получение багажа в современном аэропорту. Как лента транспортера снова был детский хоровод – только вместо чемоданов окоченевшие граждане выхватывали из круговой цепочки подпрыгивавших сыновей, дочерей, внуков и внучек. Над всем этим действом стоял истошный вопль родителей, выкрикивавших имена своих детишек и визг ошалевших школьников, пытавшихся отыскать в толпе своих мам и пап. Этот дурдом, похожий на кадры хроники бомбежки мирного населения, продолжался минут сорок. Чекисты в «гражданке» вежливо посоветовали мне не снимать все это.
Наступило время, когда билеты на кремлевскую елку в Москве уже «доставали» или распределяли на работах родителей. Оставался совсем маленький шажок до сегодняшней «честной» коммерческой продажи билетов стоимостью от 3500 до 7000 рублей за вход с родителем.