– Николай Багратович, что вы почувствовали, когда пришли на открытие этой выставки?
– Я очень волновался, опаздывал, была пробка, люди ждали меня… Вообще организацией выставки занимался мой внук. На этой выставке представлены работы, которые ни разу не выставлялись, и организаторы очень постарались сделать выставку на высшем уровне.
– Что для вас значила выставка?
– Она для меня очень важна, ведь самое главное для меня – не скульптура, а живопись. Но как живописец я не получал никаких званий, а вот скульптуры мои высоко оценены.
– Кого вы были рады увидеть на этой выставке в первую очередь?
– Мою жену. А президент Академии художеств не смог приехать…
– В экспозиции представлена целая серия автопортретов…
– Ван Гог говорил, что самое главное в искусстве – это рисунок. И скульпторы, и архитекторы, и даже писатели, и режиссеры считают рисунок первичным искусством. Иоселиани снимал свои фильмы по рисункам. Я рисую автопортреты каждый день. Как балерины каждый день должны делать упражнения – так и художник должен упражняться каждый день…
– Какие изменения в себе при этом вы хотите запечатлеть?
– Я рисую просто состояние. Когда я рисую портрет и когда смотрю в зеркало – это большая разница.
– 70 лет – огромный творческий путь. Были у вас в начале пути творческие авторитеты?
– Однажды Сарьян мне сказал: «Принеси мне твои работы, хочу посмотреть!» А Сарьян, надо сказать, оказал огромное влияние на всех армянских художников. Но ведь каждый художник должен писать так, как он чувствует! А все становились похожи на Сарьяна. И я не показал ему своих работ…
– Что вы чувствуете, когда лепите лицо человека?
– Однажды Кукрыниксы (художники Куприянов, Крылов, Соколов. – «НИ») мне сказали: «Не Никогосян похож на скульптуру, а его скульптуры – на Никогосяна». Но вообще я делаю образ гораздо острее, чем человек есть на самом деле.
– У каждого мастера есть незаконченная работа, которую по каким-либо причинам невозможно завершить. Есть ли в вашей жизни такая работа?
– Есть композиция, над которой я думаю уже целый год. Это живопись. Тема – 1915 год. Почему-то я откладываю эту работу…Больших композиций я в последнее время не рисую, но эту очень хочу закончить.
– Если бы настал такой момент в жизни, когда пришлось выбрать из своих работ самую любимую, какую бы вы выбрали?
– Они все мои дети.
– Каждый мастер в своих дневниках пытался понять, кто такой художник. Какое бы вы дали определение понятию «художник»?
– Художник – в первую очередь думающий человек. Он очень внимательно следит за природой. Этим и отличается от других.
– О чем вы думаете в последнее время?
– О смерти.
– Ваше искусство – традиционное. Сейчас в моде искусство актуальное, но не ориентированное на то, чтобы радовать глаз. Как вы к этому относитесь?
– Я скажу так: есть итальянский скульптор Марино Марини. Он делал очень пластичных лошадей. Под конец жизни он стал делать их абстрактными… И так же Ксаверий Дуниковский, польский скульптор. Если это происходит естественно, закономерно, то мне это нравится… Я считаю, что формы должны меняться. Но сам я не готов работать иначе.
– Отказывали ли вы когда-нибудь людям, которые просили вас нарисовать их?
– Вот художник Шилов много раз просил, а я отказал.
– Художник должен быть аполитичным?
– Гражданскую позицию он обязательно должен иметь.
– Есть у вас какие-то идеи, которые остались нереализованными?
– Конечно, очень много. Я обязан отдать долг Армении.
– Вы не хотели бы туда вернуться?
– Очень хочу. Я бы выбросил все, что я нарисовал, и начал снова в Армении. Сейчас мы живем в серой стране. А есть яркие вещи – армянские глаза…
СПРАВКА «НИ»
|