Posted 22 августа 2013, 20:00
Published 22 августа 2013, 20:00
Modified 8 марта, 04:58
Updated 8 марта, 04:58
Где вы были в августе 91-го?
Мне стыдно, но 22 года тому назад, 19 августа, я покупал трехлитровые банки красной икры на сахалинском базаре. Тогда я закончил снимать фоторепортаж о новом руководителе острова Валентине Федорове. Я был переполнен его идеями о светлом будущем Сахалина, основанном на «демократической экономике» и трех «Ф»: новых Формах, Фирмах и Фермах. Федоров безвозмездно раздал фермерам-островитянам в частную собственность не только леса и поля, но также реки и озера. Московский профессор, вступив на губернаторский престол, бросил в массы только один лозунг – «Обогащайтесь!», объявив о том, что «советская власть на острове кончилась!»
Однако в Хабаровске, по пути в Москву, советская власть напомнила о себе металлическим голосом из радиоприемника обкомовской «Волги»: «Соотечественники! Граждане Советского Союза!.. Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!»
«Что это у вас?» – спросил я шофера. «Это у вас!» – радостно ответил мне водитель...
Через три дня, на колоннах нашего беломраморного «рейхстага», я прочел надпись углем, под которой подписались бы тогда сотни тысяч россиян: «ГКЧП! Нюрнберг ждет вас!»
И вот я, фотокорреспондент «Известий», один из немногих аккредитованных журналистов, 14 апреля 1993 года занял место в зале Верховного суда РФ на открытии «Русского Нюрнберга» – судебного процесса по «делу ГКЧП».
За пять дней до начала процесса Анатолий Уколов – генерал-майор юстиции, председательствующий на процессе, дал эксклюзивное интервью газете «Известия». Такого интервью желали сотни отечественных и зарубежных СМИ! Но...Тогда была газета «Известия» с большой буквы и был Самый Главный редактор – Игорь Голембиовский.
Я первым из журналистов переступил порог пустынного судебного зала, готовящегося к «процессу века». В центре этого гигантского пространства, в полумраке перед светящимся монитором сидел одинокий Анатолий Тимофеевич, просматривавший в который раз материалы дела.
Он рассказывал, что 15 декабря 1992 года из Генпрокуратуры пришли 144 тома уголовного дела ГКЧП. Военной коллегии Верховного суда было поручено взять это дело к производству, так как среди обвиняемых были высшие начальники советской армии. После провала августовского путча члены ГКЧП и лица, активно содействовавшие им, были арестованы и помещены в следственный изолятор «Матросская тишина». К январю 1993 года, после окончания следствия и ознакомления с томами уголовного дела, все гэкачеписты были освобождены из-под стражи под подписку о невыезде.
В первый день процесса места на скамье подсудимых заняли 12 человек: Геннадий Янаев, Анатолий Лукьянов, Валентин Павлов, Владимир Крючков, Дмитрий Язов, Олег Шенин, Олег Бакланов, Валентин Варенников, Юрий Плеханов, Вячеслав Генералов, Александр Тизяков и Василий Стародубцев. Именитых подсудимых защищали не менее именитые адвокаты – Абдулла Хамзаев, Дмитрий Штейнберг, Генри Резник, Генрих Падва и другие.
Еще до того, как судьи ознакомились с материалами дела и каждому подсудимому вручили пять томов обвинительного заключения, тогдашний генеральный прокурор РФ Валентин Степанков и главный следователь по делу ГКЧП Евгений Лисов выпустили книжку «Кремлевский заговор», в которой заранее сформулировали обвинительное заключение против гэкачепистов. За эти «некорректные действия» и разглашение секретных сведений Степанков лишился должности, но «степанковская» бригада гособвинителей продолжала работать на судебных заседаниях по «делу ГКЧП».
Процесс над ГКЧП удивил журналистов еще и тем, что судьи – председатель и народные заседатели, впервые облачились в торжественные черные мантии. Мне показалось, что сами судьи и все присутствовавшие в зале достаточно долго испытывали некий дискомфорт от этих атрибутов правосудия.
С первых минут, часов и дней работы суда генерал Уколов по-военному взял бразды правления в свои руки и не допускал ни малейших отклонений от буквы закона, ни тем более каких-либо нарушений со стороны участников процесса. В то же время проявлял терпение там, где современный служитель Фемиды давно бы отключил микрофон у неудобного свидетеля или дотошного адвоката. От заседания к заседанию Военной коллегии авторитет суда рос на глазах, и зарождалась туманная вера в справедливое разбирательство дела.
Несмотря на то, что суд над ГКЧП продолжался почти год, в исследовании доказательств судьи продвинулись не так далеко, как планировали, поскольку каждый из 12 подсудимых, как мог, затягивал процесс любыми возможными способами. Кто-то заявлял о болезни, кто-то объявлял отвод судей или ходатайства. Из-за этих остановок судейская бригада занялась самим делом только 30 ноября 1993 года, приступив к допросам обвиняемых. В течение пяти дней допрашивали Язова, четыре дня – Крючкова, четыре – Шенина, два – Варенникова. Вот и все!
К осени 1993 года ряды гэкачепистов на процессе стали таять. Первым заболел Александр Тизяков, потом Олег Бакланов, далее капитан сборной – Геннадий Янаев из-за болезни своего адвоката…
Но беда пришла оттуда, откуда ее не ждал генерал-майор юстиции… Председательствующий на суде 1 марта 1994 года Анатолий Уколов при абсолютной тишине в зале зачитал постановление Государственной думы о политической и экономической амнистии, сделав печальную паузу для более глубокого осознания происшедшего.
Подсудимые единогласно заявили о своей невиновности, но амнистию приняли все, кроме Валентина Варенникова.
Второй суд над ГКЧП, точнее суд по делу Варенникова, был знаменит тем, что Михаил Горбачев впервые выступил на этом процессе в качестве свидетеля, а мятежный главком сухопутных войск был оправдан. До этого момента президент СССР игнорировал все приглашения Верховного и Конституционного судов России, не желая выступать свидетелем ни по делу ГКЧП, ни по делу КПСС.
Чудо произошло 7 июля 1994 года в том же зале Военной коллегии Верховного суда России. Допрос Горбачева длился два дня. Он был единственным свидетелем, который давал показания так долго.
Я думаю, что приход президента страны в суд, даже бывшего, – главный итог
«Русского Нюрнберга». Больше ничего… Дело ГКЧП даже не лопнуло, а тихо сдулось, как старый воздушный шарик. Процесс юридически не закончился, приговора не было, не все доказательства судом были исследованы из-за постановления об амнистии. Кто виноват и в какой мере – мы не знаем…
После «процесса века» Анатолий Тимофеевич Уколов стал писать стихи:
Высокий суд – суд беспристрастный,
Святая истина – любого дела суть.
Судья обязан даже при безвластье
Творить не на осуд, а на рассуд.