Актер Виктор Сухоруков

– Виктор, вы сразу согласились сниматься в новом фильме Станислава Говорухина «Weekend» или все-таки были сомнения?

– Конечно, сразу согласился! Это уже четвертая совместная работа с Говорухиным, он же открыл меня как директора металлургического завода и генерал-майора! Да и как можно отказать мэтру, который предлагает интригующую историю, когда он как режиссер тебя уважает и доверяет тебе серьезную работу?

– Не смущает тенденция затаскивания вас в одно амплуа после какой-то успешной роли? Причем с высокого пьедестала Павла I («Бедный, бедный Павел»), Князя («Золотой век»), царевича Федора (спектакль «Царство отца и сына») вы пересели на стул следователя, сыграв сразу две похожие роли в «Weekend» и в спектакле «Р.Р.Р.». То у вас случился Шекспир в разных вариантах, то «Старший сын» в разных театрах… Режиссеры вас заштамповывают!

– Я этого не чувствую и не согласен с этим утверждением. Когда вышел фильм «Брат», да, я испугался, что на меня навесят ярлык старшего брата, лысого татарина, как есть бирка «Штирлиц», «Ихтиандр», «Сухов», но Бог уберег. Я не чувствую затасканности, заштампованности, я сам, к счастью, себя эксплуатирую. Поверьте, никто меня не эксплуатирует. Самое великое обретение в моей карьере – это право выбора. И я его имею. Даже если где-то повторяюсь, то только по собственной воле. Видимо, я что-то в этом направлении, в этом жанре, в этом стиле недоиграл, недосказал, недопел, недоистерил, недокричал. Но в данном случае мне это не угрожало. Мои «сыщики» одинаковы лишь в том, что они не как другие. Возьмите следователя в фильме Говорухина. Казалось бы, таких уже много, и можно опрокинуться в такой штамп, кошмар, но я же не просто играл, я передавал привет французскому актеру Жану Габену и где-то цитировал Колумба и Пуаро. Тем не менее мой следователь неожиданный и очень симпатичный. А дальше буду искать себя нового, даже, как вам показалось, в похожих ролях. В этом заключается талант, ну, скромнее скажем – дарование, чтобы в одинаковых ролях находить разность.

– Какая из ролей вам особенно дорога? Чья маска пришлась впору?

– Мне не роль дорога, а история, в которой я играю. Образ – это маски, которые я меняю, и чему тут удивляться: маски – моя профессия, моя страсть. В свое время я начинал с молодыми режиссерами – Мамонтовым, Балабановым, Пижемским. И вдруг на каком-то этапе встретился с Глебом Панфиловым, со Станиславом Говорухиным, Виталием Мельниковым, Павлом Лунгиным. Я изменился вместе с ними. Посмотрел программу «Кинотавра», никого из молодых режиссеров не знаю. Куда они поведут киноискусство, с какими взглядами, с каким ощущением мира, с какой любовью к этому миру или нелюбовью – мне не очень понятно. Но если говорить о себе любимом, то я в ожидании истории, а образ – все-таки одежда сюжета.

– То есть если будет стоящая, на ваш взгляд, история, то вы, даже не зная режиссера, согласитесь сниматься у него?

– Да. Пусть режиссер будет даже новичком, но если есть история, то всегда можно что-то вытянуть и будет интересно.

– Есть ли режиссер, с которым пока не сложилось, но ужасно хочется поработать?

– Я бы хотел сниматься у всех, кому я интересен. Честно. Говорю без патетики и какого-то лукавства. Если я человеку интересен и он говорит мне: дескать, я давно за вами слежу, хочу с вами сотрудничать, кроме вас никто этого не сыграет, я пишу специально для вас, даже если он врет, я куплюсь на это и пойду за ним.

– А среди иностранных режиссеров есть фигура особенно притягательная?

– Конечно, есть такой самый притягательный. Это Скорсезе. Я бы у него с удовольствием поработал, помучился, куда он позовет, туда бы и пошел. Мне его режиссура очень нравится. Но я об этом никогда не мечтал, не задавался целью. Я вообще не мечтаю о Голливуде, потому что живу в очень большой стране на очень крупной территории и, если бы я здесь возвысился и внес приличный вклад в развитие отечественного кинематографа, был бы абсолютно счастлив! Голливуд – это такие иллюзорные горизонты, куда мы оглядываемся или хотим заглянуть, даже скорее подсматриваем – а что там? Но у меня нет заветной цели оказаться там хотя бы потому, что я к тому миру не готов. Не по слабости таланта, а по незнанию языка хотя бы.

– Для вас мучительны периоды невостребованности? Если сегодня, не дай бог, случится пауза, как справитесь?

– Невостребованность была страданием только в начале пути. Уже давно не мучаюсь по этому поводу. Окончив институт и работая в Академическом театре в Петербурге, состоял на учете во всех актерских отделах и студиях, и никуда не приглашали. Не нужен. Вот тогда я страдал. Сегодня я настолько заразился кинопроцессом, что это перешло уже в манию. Я к кино привязан, я в него влюблен, я страстен, и, конечно, я не хочу заканчивать с ним роман. Но, если вдруг (а нас никто никогда не предупреждает, когда падает слово «вдруг») не замечают, не слышат, не видят, если тебя забыли – я к этому готов. Я знаю это на опыте многих и многих талантливых красивых актеров и актрис. Они были, они радовали, их славили, ими гордились, а потом они просыпались в забвении. Это и есть река жизни. Даже если закончится кино и театр, поеду из Москвы куда подальше, в провинцию, но, если и там что-то не сложится, отправлюсь в родной город Орехово-Зуево, там есть народный театр, и буду я со своими земляками ставить спектакли, но сам я себе умереть от ожидания не дам. Главное – быть в движении, в пути. Безусловно, забвение – удар по душе и твоим ожиданиям. Это страшно, когда ты ждешь, ждешь, а тебя забыли. Но я понимаю, что так может произойти и в конце концов произойдет. И именно это понимание успокаивает мою душу. Помните спектакль в театре Моссовета «Дальше – тишина», в котором в чудесном дуэте спелись два выдающихся актера Ростислав Плятт и Фаина Раневская? Они играли как бы себя, двух стариков. Зрители приходили даже не на спектакль, они мысленно прощались с кумирами. Мне 61 год, у меня пока еще не было роли «сидячей», на стуле. Если надо сесть, я присаживаюсь на краешек, чтоб не засидеться. Успею еще. Я привык носиться по сцене, но сил кувыркаться становится все меньше. Но сидя играть… Нет, нет и еще раз нет.

– Какая из личных струн еще не сыграла?

– Я в личной жизни очень гармонично существую. И если со стороны кому-то кажется, что у меня есть какие-то изъяны, издержки, червоточины, пусть будет так, но внутри себя, вокруг себя я очень гармоничен и самодостаточен. И совсем нагло скажу: я полноценен. Меня ничто не смущает, не мучает в личном плане.

– Сформулируйте главное требование к партнеру.

– Взаимное уважение. Чтобы я уважал и меня уважали. И терпимость. Только на этом держится союз. Мы сейчас живем по новым человеческим правилам, можно сказать, по закону джунглей. Встречаясь с чужим горем, мы его от себя отбрасываем, не подпускаем сопереживание. Время расцвета эгоизма и эгоцентризма! Все хотят позитива. Вас это не раздражает? Что в таком случае делать? Я свое горе никому не предъявляю, я себя вместе с ним отодвигаю от других. Верю, что могут люди посочувствовать, могут сказать «держись», похлопать по плечу, почмокать губами. И мне этого достаточно, хватит. Мы все одинаковы перед Богом. Один побогаче, другой победнее. Болезнь существует для всех, небо для всех, воздух для всех. Смерть – едина для всего человечества. Если человеку будет плохо, я побегу к нему навстречу, если честно, только с одной целью – вдруг и ко мне прибегут на помощь. Но по большому счету я на это мало рассчитываю. Мне кажется, что я, освобождая общество от своих проблем, оказываю большую помощь этим людям до того, как им станет плохо.