– Сергей Евгеньевич, расскажите, пожалуйста, чуть подробнее об обращении по поводу узников «Болотной».
– Это обращение к мировой общественности, а также к правительствам ведущих западных стран, Совету Европы, журналистам, чтобы они вмешались, повлияли на российские власти и не допустили расправы в отношении заключенных – участников митинга на Болотной площади. Я являюсь инициатором этого обращения, а текст мы готовим совместно с членами комитета. Отправить обращение планируется на следующей неделе. К тексту собираемся приложить видеоматериалы, где зафиксировано, как полицейские жестко задерживали участников митинга. Я стараюсь по возможности участвовать во всех акциях в поддержку заключенных по «болотному делу».
– В интервью, которое вы дали «НИ» из колонии перед своим освобождением, вы говорили о том, что собираетесь заняться правозащитной деятельностью и помогать заключенным. Получилось реализовать задуманное?
– Сейчас я эксперт общероссийского общественного движения «За права человека» Льва Пономарева. Одновременно я являюсь руководителем тверского отделения движения. Сейчас мы занимаемся одним делом. В сентябре прошлого года был убит заключенный в колонии строгого режима ФКУ ИК 1 УФСИН РФ по Тверской области. И, по всей видимости, это всё не собираются надлежащим образом расследовать и привлекать убийц. Сейчас мы подали жалобу областному прокурору с просьбой возбудить уголовное дело по этому факту.
– Еще вы говорили, что собираетесь организовать сбор книг для библиотеки колонии, где отбывали срок.
– Я завез в колонию очень хорошую библиотеку из тысячи книг. Там полное собрание сочинений всемирной и советской литературы. Там и Золя, и Стендаль, и Платонов, и Толстой, и Чехов. В колонии же была совершенно безобразная библиотека. Там в основном еще партийная советская литература и религиозная современная литература валяется. Зато не найдешь ни Уголовного, ни Уголовно-процессуального кодекса, никакой вообще юридической литературы. А у 80% заключенных нет адвокатов, потому что нет на это денег. Поражает также, что исправительные учреждения по каким-то надуманным предлогам отказываются брать книги, придираются к мелочам. Один начальник, например, нашел у Гераклита сцены насилия. Он на полном серьезе сказал, что они должны каждую книгу проверить – Шекспира, Хемингуэя... Я понимаю, если бы им не понравился Солженицын или книги Сахарова.
– Такая серьезная литература востребована в тюрьмах?
– Там есть очень придвинутые люди. И даже если пусть из 500–800 человек пять–восемь ищут хорошую литературу, то надо дать им возможность ее найти.
– Удалось ли вам вызволить из колонии и забрать к себе кошку Цыгу, к которой вы привязались во время пребывания на зоне?
– Нет, Цыга до сих пор там. Начальство колонии отказало мне, и до сих пор ее возвращать не желают. Сейчас «экологи» занялись тем, чтобы ее вытащить. Но я с ними недавно связывался, никаких результатов пока не было.
– Вы многим пытаетесь помочь. А помогли ли вам самому с квартирой, с деньгами, когда вы вышли из заключения?
– Мне очень помогла Московская Хельсинкская группа. Людмила Алексеева лично отнеслась ко мне так, как будто я ее близкий знакомый или родственник. Мне также помог один частный предприниматель в материальном плане, потому что нужно было на что-то жить. Сейчас я не имею никаких доходов – ни легальных, ни нелегальных. Как эксперт организации «За права человека» я не получаю зарплаты, это внештатная должность. Я хотел обратиться к западным спонсорам, фондам, но пока это не получается.
– А не думаете ли вы, что тюрьма кардинально изменила вашу жизнь не только в худшую сторону? Вы теперь известны, стали помогать людям, чувствуете, что нужны им?
– Для человека ничего позитивного в тюрьме нет. В этой системе тюрьма может только испортить человека. Но, с другой стороны, я получил личное представление о тех ужасах, которые там есть. Например, около 30% заключенных не должны были там оказаться. Они либо незаконно осуждены, либо наказаны не соответственно тем преступлениям, которые они совершили.
– Можно ли сказать, что власть сама сделала из вас оппозиционера?
– Я всегда был оппозиционером. У меня просто не было возможностей ходить на митинги, потому что были другие вопросы, но тоже относящиеся в конечном итоге к борьбе с властью. Я, конечно, полностью на стороне протестного движения.
| СПРАВКА
|