– Олеся, какие события прошедшего года вы можете назвать самыми важными?
– Я тут совершенно случайно узнала, что все ждали конца света, закупались солью, сахаром, спичками, а меня это известие застало врасплох – я ведь телевизор не смотрю, газет не читаю, ничего не знаю. В моей жизни происходит так: осень наступила, потом зима пришла, дети заболели, потом выздоровели. И это – такое счастье, что все остальные события как-то меркнут. Что такое вообще – событие? Вот репетирую новый спектакль в театре, это – событие. «Пять вечеров» – и материал замечательный, и коллектив: режиссер Андрей Прикотенко, мой партнер – Андрей Соколов, еще играет Наташа Щукина, наши молодые ребята… Надеюсь, получится интересно.
– Вы служите в «Ленкоме» уже тринадцать лет. Почувствовали ли себя наконец тем самым поколением, на котором держится театр?
– Пока не почувствовала в себе особой уверенности, но понимаю, что произошла некая перестановка сил. Я ощущаю это примерно таким образом: когда есть родители, ты чувствуешь, что за тебя кто-то отвечает. Вот во времена учебы в институте я к Марку Анатольевичу Захарову относилась с трепетом, но чувствовала при этом некоторое «превосходство» (тогда были живы еще мои родители), и мне как-то было его даже жалко. Моя позиция была более защищенной благодаря маме и папе. Потом и у меня ушли родители, и я ощутила невосполнимую потерю. Так и в театре: я считала себя как бы маленькой, потому что там были потрясающие люди, а я как бы была у них под крылом, под защитой. А сегодня вдруг все изменилось. Вдруг я оказалась плотно занята в репертуаре, даже репетирую главную роль…
– Но когда у вас не было такой занятости в театре, вы ведь все равно не сидели без дела…
– Я не могу сказать, что отношусь к пробивным людям и что выражение «рвать когти» – про меня. Просто моя подруга Татьяна Кравченко однажды объяснила, что не надо отказываться ни от какой работы, иначе «от одной откажешься, от другой, и никто не поймет, что ты вообще нужна». Но так удачно сложилось, что предложения мне поступали от режиссеров, которых я знала еще по театральной учебе: Виктор Шамиров, Роман Самгин, Аня Васильева. То есть моя история с антрепризой не пошла на понижение (антреприза антрепризе рознь). Не было года, чтобы я не выпускала новый спектакль, хотя в родном театре у меня был перерыв в три года и не было новых ролей. Я думаю, что осталась в театре и не утратила профессию еще и потому, что все время играла. Общение с залом – дело немаловажное.
– А бывают трудные зрители?
– Зрители всегда разные, этим и прекрасна театральная профессия. Знаете, я только недавно начала понимать, почему во время репетиций Виктор Шамиров сравнивал нашу игру с футболом. Для меня тогда это было очень умозрительно, а сейчас мне кажется, что по-настоящему только так и нужно играть. Это действительно сродни классному футбольному матчу, когда не знаешь, чем закончится игра. Тебе дали пас, ты дал пас, и нечего думать: «Мы с тобой договаривались так, а ты играешь не так», – меня всему этому научила именно антреприза. В театре у тебя всегда именно этот реквизит, твои партнеры обязаны произносить именно эти слова и именно так. А в антрепризе иногда случается, что успели привезти только часть декораций или вдруг кто-то скажет другой текст, что тоже плохо, но все это не должно тебя выбивать. У всего есть две стороны: это приучает к мобильности, держит в тонусе, и при всем этом любая твоя работа не должна быть халтурой.
– Вы часто импровизируете на сцене? Позволяется ли это вообще в «Ленкоме»?
– Я очень люблю спектакли, в которых можно себя чувствовать свободно. Марк Анатольевич сделал новую редакцию знаменитого спектакля «Шут Балакирев», поскольку время изменилось, и зритель тоже меняется, и нельзя этого не учитывать. Есть вещи, которые появляются естественно. Например, какая-нибудь фраза рождается во время спектакля, и ты ее произносишь и понимаешь, что она действует, поскольку есть соответствующая зрительская реакция. Но тут важно не переборщить, не перейти тонкую грань, а то ведь бывают такие зрители, которые будут смеяться, даже если ты штаны снимешь. Надо помнить, что юмор юмору рознь. В антрепризных спектаклях иногда можно и фразу заменить, а в ленкомовском «Вишневом саде», например, ничего нельзя ни прибавить, ни убавить. Но каждый спектакль ощущается и воспринимается иначе…
– Вы по натуре смешливая. Легко ли партнерам удается вас «раскалывать»?
– Да, легко. Марк Анатольевич это не приветствует, но такие моменты на сцене бывают. Я – не кремень. Стараешься, конечно, сразу брать себя в руки, но бывают случаи, и мне кажется, это классным, когда зритель все понимает и тоже смеется вместе с нами, это – высшая степень искренности, когда и зритель понимает, что ты вдруг на минутку стал просто человеком.
– С какими партнерами вам комфортней находиться рядом на сцене?
– С Татьяной Эдуардовной Кравченко. Вообще-то, когда я только пришла в театр, она уже была матерой артисткой. Я очень ценю нашу дружбу, люблю находиться рядом с ней на сцене, а когда она говорит, что обожает меня как партнершу, это для меня дорогого стоит. С партнерами мне вообще везет: я и с Таней Васильевой играла, и с Валерой Гаркалиным, и с Машей Ароновой… Когда я начинаю перечислять всех, с кем мне довелось играть, – а это и Олег Иванович Янковский, и Александр Викторович Збруев, и Леонид Сергеевич Броневой, – это просто счастье. Когда я вводилась в спектакль «Чайка» на роль Маши, каким же чутким партнером был Олег Янковский, как слушал, какой необыкновенно щедрой души был человек! Как научиться быть великодушным и позволять другим быть рядом с собой тоже прекрасным, не переиграть партнера и не снять аплодисменты, перетянув внимание зрителя на себя? Олег Иванович поражал своим внимательным и бережным подходом к партнерам по сцене. Мы часто в театре его вспоминаем, и всегда светло и тепло, будто он где-то рядом – со своим юмором и добротой.
– Олеся, были ли у вас кумиры в детстве среди актеров?
– Честно сказать, кумиров не было. Я никогда не собиралась становиться артисткой, при этом обожала, конечно, фильмы с Таней Васильевой, ту же «Дуэнью». Могла ли я помыслить, что буду с ней играть на одной сцене? Обожая фильмы «В огне брода нет» и «Начало» с Инной Михайловной Чуриковой, могла ли себе представить, что когда-нибудь буду играть с ней в театре? Вообще, я оказалась в сложной ситуации: ленкомовские актеры – такие звезды, люди с экрана, из телевизора. Как не впасть в ступор? Но жить и работать с постоянным трепетом невозможно, и, находясь с ними рядом, понимаешь, что они – люди, не небожители, хотя реакцию зрителей я понимаю, и мне самой очень дорого, когда меня благодарят после спектакля. Недавно мне сделали сайт, иногда я захожу в «гостевую книгу», там люди из разных городов такие хорошие слова пишут. Когда замучаешься мотаться по городам, по гастролям и решаешь бросить все (долги я вроде уже раздала, в принципе могу не ездить), но зайдешь-почитаешь и думаешь: наверное, все эти муки не зря. Хотя бы ради таких слов…
– Что вы можете сказать о своих работах в кино?
– В кино у меня не было пока таких ролей, чтобы сравнить их по значимости с театральными. Я считаю, что в кино, по сути, еще ничего не сыграла. В «Ландыше серебристом» (это моя первая работа в кино) образ героини просто совпал с моей тогдашней природой, и все само собой получилось.
– К чьему мнению вы прислушиваетесь больше всего?
– Марка Анатольевича. Я мысленно всегда с ним общаюсь. У меня был такой период, и он еще, наверное, не закончился – я пребываю в растерянном состоянии, поскольку слишком много везде играю и боюсь некой выхолощенности, опустошенности. Мне так иногда хочется к нему подойти, посоветоваться, что мне играть, что не играть, кто я в этой профессии… Я ему очень доверяю, но вряд ли подойду, у него ведь своих дел полно. Поэтому я мысленно всегда к нему обращаюсь.
– Видел ли Захаров хоть один ваш антрепризный спектакль?
– Я даже не могу помыслить, что приглашу его когда-нибудь. Во-первых, я стесняюсь: он придет – и я буду плохо играть, во-вторых, я не уверена, что ему это интересно. Марк Анатольевич – человек, который изменил мою жизнь: он принял меня в институт, потом в театр, он верит в меня. Вот сейчас я репетирую с другим режиссером, и мне опять кажется, что я ничего не умею, потому что я не люблю репетировать за столом. У меня обычно так складывается, что я до последнего не знаю, как буду играть. Мне хочется думать, что я следую Михаилу Чехову, который говорил: «Надо дождаться, когда оно придет…» Я это очень ощущаю, и Марк Анатольевич меня хорошо знает. И знает, как со мной репетировать и не перейти ту грань, когда это будет живое, только мое, не присвоенное. Он говорит: «Вот так может тысяча артистов, вот так – сто, а вот так – три». Так вот, мне бы хоть так, как три артиста могут...
– У вас трое детей, это – редкость для актрисы…
– Это – счастье! Просто Господь меня любит, наверное. Как женщине без детей? Сейчас многие артистки рожают.
– Ваши дети видели вас на сцене?
– Меня видел сыночек в Питере, где мы с Татьяной Эдуардовной играли антрепризный спектакль «Чокнутые». Ну, я вам скажу, что в тот вечер играла плохо потому, что не могла «отсоединиться» от сына. Я играла и была одновременно мамой, у которой сын сидит в зале, а она на сцене изображает, что она – артистка. Я чувствовала, что играла плохо, хотя понятно, что не опустилась ниже какой-то планки, не упала в пропасть, удержалась, но это не было вдохновенно. Условно говоря, свой самолет я посадила. И вообще с родными такая же история: им тяжело отделить меня от роли, вот только недавно моя старшая сестра растрогала меня почти до слез. Она пришла ко мне на спектакль «Валентинов день» по пьесе Ивана Вырыпаева. Обычно она меня критикует, но тут вдруг сказала: «Ты знаешь, ты так играешь!» Мне было очень приятно. Родные, сестры ведь хорошо знают мои интонации, какая я есть, и потому сыграть убедительно, чтобы они забыли об этом, непросто.
– Что вы купили на первый большой гонорар?
– Первый большой гонорар был за фильм «Ландыш серебристый». Огромная сумма по тому времени, кажется две тысячи долларов, а в театре у меня была зарплата – сто долларов в месяц. И я купила себе пальто, сапоги и еще дала денег маме с папой. На даче у нас была сараюшка, и мама мечтала веранду пристроить, так я, подзаработав еще на одном сериале, пристроила им эту веранду… Если б я могла сделать их счастливыми, все бы отдала, но, к сожалению, сегодня их уже нет на свете.
– Что вы видели в театре за последнее время?
– Недавно я была в Варшаве с Кшиштофом Занусси, где мы репетировали спектакль «Воспитание Риты». Пьеса неоднозначная, и в данном случае очень важен перевод. Я убеждена, что театр – национальное искусство, актер может убедительно играть только на своем языке. Мы ведь очень разные по сознанию, менталитету, оценкам… Только в Голливуде стараются рассказывать истории универсальные, а у наших классиков – Чехова, Островского, Пушкина – в слове всё, и простым переводом сюжета объяснить это невозможно. В Варшаве я видела «Бурю» и другие спектакли и должна сказать, что европейский театр – очень умозрительный, они уж там и раздеваются, и раскрашиваются, но все идет от головы, и потому довольно скучно. Зато зрители какие! Все сидят очень культурно и терпеливо смотрят. Я сижу в зале и думаю, когда же начнут уходить, внутри у меня как у артистки начинается сердцебиение, представляю, что сейчас ползала уйдет... Наш российский зритель – очень жесткий и никогда не будет поддерживать тебя, делать вид. Иногда смотришь, а в антракте народ ушел.
– Как вы себя настраиваете перед спектаклем?
– Я вообще не знаю, как настраиваться, мне лучше вообще не готовиться, лучше всего я играю уставшая, озабоченная, а когда сил много, думаешь: «Вот как я сейчас сыграю!» – и обычно получается не очень…
– У вас еще одна премьера в этом сезоне?
– Да, в антрепризе мы выпустили «Пигмалиона» Шоу, поставил режиссер Роман Самгин, а играют Александр Галибин и Роман Мадянов. Мне кажется, спектакль интересный, неоднозначный. Я так благодарна за роль Элизы Дулитл! Но главное все-таки – новая роль в «Ленкоме»! С каким же удовольствием мы репетируем «Пять вечеров» Александра Володина, какая это замечательная драматургия! А в кино, уж и не знаю, дождусь или не дождусь такой роли. Но мечтать об этом мне некогда и доказывать никому ничего не хочется, Господь и так знает, что нужно каждому: если мое, так оно и будет мое…