Музыкант Максим Венгеров

– Максим, вы приезжали в Москву с концертом в апреле прошлого года. Какие изменения произошли в вашей жизни за это время?

– Я женился, у меня родилась дочка Лиза, ей 11 месяцев. Это что касается личной жизни. В творчестве – возвращение в скрипичную профессию. Много гастролирую, причем в разных качествах: как скрипач, дирижер и педагог. В следующем году пройдут два моих фестиваля – в Польше и Японии. Через год в Лондоне запланировано пять моих концертов в Барбикан Центре. Мне трудно вспомнить, где я не был в этом году – выступал на всех континентах, кроме Африки и Австралии. В Мюнхене давал два концерта с Парижским камерным оркестром, в первом отделении был концерт Бетховена, во втором – Героическая симфония.

– Как дирижер вы пока беретесь только за симфоническую музыку. Как насчет оперы?

– Мне бы хотелось продирижировать оперой «Евгений Онегин».

– Кому из певцов отдадите ведущие партии?

– Я люблю мечтать о каких-то реальных вещах. Может, примерно через год я смогу ответить на вопрос о кастинге.

– Вы продолжаете свою педагогическую практику. Расскажите о своих учениках.

– Я начал преподавать, когда мне было 26 лет, – тогда я приехал в Саарбрюккен (Германия). Мой первый ученик – Озьян Улуджан – сейчас очень успешно гастролирует по миру. Он родом из Болгарии, но живет в Турции, причем он у меня учился не только игре на скрипке, но еще и на альте. Недавно мы вместе выступали в Будапеште. Среди других моих учеников есть музыканты, которые сейчас являются концертмейстерами оркестров в Льеже (Бельгия) и Инсбруке (Австрия). Я слежу за их музыкальной карьерой. Сейчас у меня, к сожалению, нет постоянных учеников – я в основном даю мастер-классы. Это не из-за прихоти – просто нет времени, чтобы полноценно с кем-то заниматься. Может, в будущем у меня появится такая возможность, а пока мне хочется чаще бывать с семьей.

– Ежегодно консерватории выпускают сотни музыкантов, но на афишах появляются имена единиц. Вы с позиции мэтра наверняка назовете слагаемые успеха молодого музыканта...

– Нет, гения воспитать нельзя. Невозможно сделать из ребенка Моцарта! Можно только не помешать его становлению и всячески поддерживать его развитие. Самое главное – уделять много времени детям. Но тут есть тонкость – как научить ребенка бороться с ленью и в то же время не навязывать занятие, которое в пять лет кажется скучным, – при всех стараниях нужно знать, когда отойти в сторону. Любить, но не слишком, не избаловывать. Вообще я считаю, что функция родителей в воспитании детей очень недооценена обществом.

– Молодые музыканты – студенты училищ, консерваторий очень агрессивно настроены не только друг к другу, но и к авторитетным фигурам. К примеру, на одном из форумов на днях обсуждались «дутые» музыкальные кумиры. Среди названных имен были Ростропович, Мария Каллас, Бах, Чайковский и даже Альфред Шнитке. Как вы считаете, в чем кроется причина этих убеждений? Можно ли все списать на подростковый нигилизм?

– Это естественно, когда молодежь стремится поравняться с кем-то из великих. Они размышляют так: «Если я могу играть то же количество нот, что и Ростропович, обладаю хорошей техникой исполнения, то чем же «король виолончели» лучше меня?» А карьера не складывается. Вообще хочу заметить, что молодежь в наше время очень нетерпеливая. Они считают, что надо быть совершенным во всем и сию минуту. Но идеала не существует! Это просто некая верхняя граница, к которой каждый из нас должен стремиться. Поэтому я бы пожелал молодым музыкантам больше терпения. Если что-то не получается, анализируйте, задавайте себе вопросы, почему недооценили, почему нет возможности играть для публики в больших залах. У человека, достигшего успеха, признания, уже нет агрессии – меняется его манера поведения, отношение к окружающим. А когда у музыканта нет денег, он, естественно, будет в какой-то мере агрессивным. Но с такими пороками, как зависть, свойственными всем нам без исключения, надо бороться, ведь это как пожар – вовремя не потушив огонь, рискуешь остаться на пепелище.

– А чем тушить пожар?

– Здесь универсальных рецептов нет. Для кого-то это может быть духовная практика – например, в учениях буддизма многое направлено на поиск «золотой середины». В своей преподавательской деятельности я стараюсь пристально следить за тем, какие эмоциональные процессы складываются между людьми. Задача педагога заключается не только в обучении технике. Если благодаря твоим стараниям музыкант здорово играет, это только половина миссии. Нужно научить его думать, уважать инструмент, своих коллег, любить музыку.

– Когда вы учились у Захара Брона, между вами и Вадимом Репиным возникало такое хорошее стимулирующее явление, как профессиональная ревность. Есть ли у вас сейчас конкуренты и нужно ли это состязательное чувство музыканту такого уровня?

– Конечно! Я сам свой конкурент и самый суровый критик. Когда слушаю свои концертные записи, думаю: «Да, здорово сыграл, но вот я сыграл бы лучше» (смеется). После взлета обязательно будет спад просто потому, что невозможно все время двигаться только вверх. Фактически не бывает такого, чтобы я был полностью всем доволен, но и впадать в уныние тоже нельзя. Если нет разочарования, нет и стремления сделать лучше – пропадает мотивация. Путь артиста, художника, любой творческой личности не приносит никакого удовлетворения, если он монотонный. Необходимы контрасты.

– Максим, а у вас не возникало желания сократить количество разъездов по миру и заняться, скажем, созданием своей собственной площадки – по примеру Владимира Спивакова? Хотелось бы вам попробовать себя в качестве руководителя музыкального центра?

– Всему свое время. Если такого еще не случилось в моей жизни, значит, еще не готов. Сейчас, когда я вернулся в скрипичную профессию, у меня предложений больше, чем я физически смог бы принять, – график выступлений распланирован на несколько лет вперед. Мне еще хочется пожить в таком ритме, сочетая концерты с тесным общением с семьей.

– Кстати, по вашим наблюдениям, ваша дочка растет музыкальной девочкой?

– Я много играю дома, поэтому она приучена к звукам скрипки еще до рождения. В свой неполный год она уже с интересом реагирует на все симфонии Антона Брукнера – лежит спокойно, не плачет, внимательно хлопает глазками. Гены сыграют свою роль, ведь и моя жена Ольга имеет отношение к музыкальному миру – она сестра скрипача Ильи Грингольца, а по профессии – искусствовед.

– Надеетесь, она продолжит вашу музыкальную династию?

– Это совершенно не важно, пойдет ли она по моим стопам. Главное, чтобы она была здорова и в ее жизни было счастье. Ну а если она выберет музыку, будем ей помогать.

– Вы – человек публичный. Наверняка когда-то ловили себя на мысли, что известность мешает, оказывает прессинг...

– Был такой период, когда я почувствовал, что устал от жизни на чемоданах, постоянного внимания. Это было незадолго до того, как повредил плечо. Нужно было взять тайм-аут. Зато после перерыва я чувствую себя еще сильнее физически и думаю, что больше не устану. Парадоксально, но, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что не любил музыку так, как люблю ее сейчас. Во мне вспыхнуло сильное пламя. И то состояние кризиса, которое мне нужно было пережить, помогло мне – открылось второе дыхание.

– Когда я училась в музыкальной школе, днями и ночами штудировала концерты Вивальди, мне в какой-то момент начало казаться, что я уже так хорошо знаю его приемы, что могла бы написать аналогичный концерт сама. У вас как у человека, чье время предельно занято музыкой, не возникало желания попробовать себя в качестве композитора?

– Вы затронули самую сокровенную тему в моей жизни. Это – моя мечта. Я немного пишу, у меня неплохо получается, но своего стиля еще пока нет, потому что для его формирования нужна систематическая практика. Композитору нужно написать много опусов, но в моем случае процесс может пойти очень быстро. Конечно, буду писать произведения для скрипки, для квартетов. Думаю, в какой-то момент среди моих сочинений появятся и симфонии.