Писатель Виктор Ерофеев

– Виктор Владимирович, вы сказали, что «Акимуды» – это своего рода пародия на «Мастера и Маргариту». На ваш взгляд, как изменилось московское народонаселение со времен Булгакова?

– Думаю, разница между тем народом, который описывал Булгаков, и нынешним заключается в том, что тогда мы постепенно теряли наши ценности, а сейчас мы их утратили полностью. То есть тогда мы лишались ценностей, которые нам достались от великой русской культуры девятнадцатого века, хотя после революции и они были разбиты, но в головах и душах людей они сохранились. В 1991 году мы утратили еще и все советские ценности. Поэтому сейчас мы представляем собой людей, которые только хотят снова найти эти ценности, однако это не очень получается. Конечно, растерянность наша, современная, на порядок более страшная, нежели растерянность тех лет.

– Если говорить об утрате ценностей, то разве это не следствие культуры постмодерна?

– Знаете, это такой поверхностный, если не сказать дешевый взгляд на постмодерн. Постмодернисты всегда выступали в качестве санитаров леса, они были своего рода жуками, которые расправлялись с вредоносными насекомыми для того, чтобы лес сохранял свое достоинство. Это касалось как языка, так и использования слов в ложных представлениях, когда слова «дружба», «любовь» или «мир» имели прямо противоположные значения. Мне кажется, русский постмодернизм, по крайней мере в отличие от западного, очень бережно относился к традиции, просто устраивал такие иронические пляски по поводу злостного уничтожения культуры той традиции. Я воспринимаю русский постмодерн как охранительное, а не как разрушительное искусство. На мой взгляд, как раз постмодерн пытался и пытается сохранить какие-то ценности. Вы правильно задали первый вопрос. Действительно, народонаселение, поменявшись сейчас, как раз нуждается в осмыслении себя через фильтры сверхъестественных сил, что и появляется в «Акимудах».

– Восставшие мертвецы в «Акимудах» выдвигают лозунг: «Россия для мертвых!» Это лозунг сегодняшнего дня, когда человека постепенно лишают всех условий для выживания?

– Постепенно разница между живыми и мертвыми стирается, если мы говорим именно о выживании и о теме свободного изъявления личности, которого у нас нет. Заметьте, в этом романе весьма быстро находят общий язык уже умершие, будучи живыми, и настоящие мертвецы, которые воскресли. Мне кажется, это крайне драматическая тема, если не сказать трагическая. Прямо скажем: энтузиазм жить в наших пасмурных условиях небольшой, поэтому в «Акимудах» и происходит прорыв этой стены между жизнью и смертью.

– В вашем романе российское правительство объявляет войну несуществующей стране Акимуды. Получается, это своего рода война симулякров с симулякрами?

– Наверное… Война симулякров с симулякрыми – неплохо сказано. С другой стороны, в этой книге читателям и мне как писателю предстоит преодолеть разницу между реализмом и абсолютно условным письмом, между комиксом и автобиографией. Здесь представлен хоровод самых разных жанров, и это сделано не ради каких-то эстетических намерений, а вышло просто потому что другого ключа для разгадки нынешней ситуации не найти. Отсюда взаимодействие литературных жанров, а иначе будет только однобокое и искаженное отражение нашей реальности.

– То есть происходит стирание жанровых границ?

– Не думаю, что происходит стирание границ. Где-то происходит их размывание, а где-то, наоборот, от столкновения жанров рождаются особые эмоции, связанные с проникновением в реальность. Во всяком случае, эта книга, как и другие мои книги, писалась не из желания самовыразиться. Композиция романа, можно сказать, составлялась сама по себе, что называется «поэта далеко уводит речь». То есть книга сама по себе складывалась, это любопытное явление. Я считаю, что чем глубже писатель вникает в свою книгу, тем меньше он несет за нее ответственность. Слово приобретает свободу и само по себе разворачивается.

– По сути, в романе изображена картина Апокалипсиса. Сегодня тема конца света в искусстве – одна из самых острых и актуальных. На ваш взгляд, с чем это связано?

– Нас пугали, что культура умирает, но она продолжала жить. А сейчас, кажется, она действительно надломилась. Мы видим, что происходит подмена разных ценностей. Духовная культура меняется на бытовую, материальную. Мы начинаем утрачивать свою человечность, то, что нас делало людьми. Это заключается и в обращении к культуре. И в каком-то личностном, а не конфессиональном отношении к вере, любви и смерти, мы перестали думать над этими вопросами. И происходит вырождение, которое приводит к апокалипсису. Апокалипсис – это наказание за вырождение, за утрату человечности. Собственно, речь в этой книге идет ровно об этом.

– В фильме «Русский вольнодумец» вы говорите, что главная проблема России – это отсталость. На ваш взгляд, каким образом ее можно преодолеть?

– Наша болезнь заключается еще и в том, что мы свою отсталость воспринимаем как некое своеобразие. Я не беру сейчас отсталость производственную – об этом и так много говорится. Модернизация страны не может быть с отсталой душой, с отсталыми мыслями. А мы во многом связаны с архаическими представлениями о человеке, о его роли в мире, в частности, о том, кто свои, кто чужие. Мы шарахаемся от подобных мыслей, мы очень незащищенные. Поэтому если и дальше так будет продолжаться, у нас будет уже апокалипсис не духовный, а просто национальный. Собственно, книга и об этом тоже. Это отставание не связано с тем, что мы должны бежать впереди прогресса. Отставание – это всегда неадекватность. Ты живешь во времени, которое тебе выставляет свои требования, а ты на них не отвечаешь. Реагируешь на них неадекватно, шарахаясь из стороны в сторону. Кстати, протестное движение последнего года об этом говорит. Происходит такое ослабление, я бы даже сказал, издыхание русского духа.

– Если воспользоваться сюжетным ходом вашей авторской телеперадачи «Апокриф», то какую книгу вы назвали бы наиболее соответствующей сегодняшнему дню?

– Между прочим, это совсем непростой вопрос. Если говорить о нашей духовной составляющей, то, наверное, «Мелкий бес» Сологуба больше всего подходит к тому, что творится. Потому что такого разложения, как описывается в этой книге, у нас хватает более чем. Думаю, «Мелкий бес» – то самое произведение, которое наиболее соответствует сегодняшней картине.