Posted 31 октября 2012, 20:00
Published 31 октября 2012, 20:00
Modified 8 марта, 05:27
Updated 8 марта, 05:27
«Приезжай ко мне на БАМ, я тебе...», и далее по тексту… Частушки-прибаутки про Байкало-Амурскую магистраль ворвались в жизнь советского народа вместе с первыми 600 бойцами Всесоюзного ударного комсомольского отряда, переброшенного в 1974 году со съезда комсомола в Кремле на далекую «стройку века». Большинство молодых строителей осели в поселке Тындинском, ставшем через год городом Тында и «столицей» БАМа. Сотни тысяч юношей и девушек собрались здесь строить не только железную дорогу, но и свою новую биографию в таежных просторах.
Денег на созидание нормальной человеческой жизни в «голубых городах, у которых названия нет» в стране не было, поэтому трудовые посланцы со всего Советского Союза временно, как казалось, въезжали в бараки и вагончики, коротая досуг песнями у костра о любви и романтике. Восточная Сибирь из страны этапов, колючей проволоки и лагерей вскоре превратилась в территорию, покрытую черным снегом от бесчисленных угольных котельных с чудовищными наземными теплотрассами, соединяющими бескрайние поля времянок и жилых вагончиков покорителей БАМа.
Работая тогда в еженедельнике «Семья», я приехал в Тынду на один день 7 марта 1988 года, чтобы сделать фоторепортаж о детях и семьях бамовцев накануне женского праздника. Хотя, как пелось в песне, «на БАМе, как известно, дамам делать нечего», город встретил меня целой армией суровых женщин, стоявших наряду с агрессивными мужчинами в очередях за спиртным. Я сразу сфотографировал небольшую давку у винного магазина «Капкан» (это шуточное название дали магазину сами бамовцы, так как с другой стороны к нему примыкал медвытрезвитель).
Многие дамы не менее воинственно сражались и в предпраздничных толпах у входов в продуктовые магазины. С дефицитом выпивки все было ясно – продолжал действовать закон 1985 года о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Спиртное в Тынде продавали с двух часов дня и отпускали по две бутылки в руки по специальным талонам. Без талонов тындинцы покупали водку днем и ночью у таксистов и в корейских поселках за рекой Шахтаум, переплачивая за бутылку в 5–6 раз. Хотя брагу и самогон бамовцы уже давно производили из мороженой картошки и томатной пасты, в городе все равно исчезли из свободной продажи сахар, сладкое и дрожжи. Поэтому мне было понятно счастье растрепанной мамы, которая радостно вырвалась прямо под мой объектив из людского муравейника кондитерской – с живыми детьми и с праздничным тортом в коляске.
Детей-бамовцев на улицах можно было встретить еще больше, чем женщин, и их было тоже очень жалко! Мне на всю жизнь запомнился мальчик, тянувший несколько километров по камням и черному снегу санный поезд, груженный пустыми бутылками. Юный «бурлак» шел молча к приемному пункту стеклотары и категорически не хотел сниматься. Но бросить свое добро и бежать от столичного репортера он не мог, так как сам сознался, что заработок от ежедневной сдачи бутылок – основа семейного бюджета.
Не менее печально выглядели и школьники на детских незамысловатых аттракционах в городском парке культуры и отдыха. Единственной радостью для малышей и их родителей было то, что у городской администрации не поднялась рука сделать эти убогие развлечения платными.
Бамовские детишки развлекали себя еще и беготней по многочисленным заброшенным железнодорожным вагонам, разбросанным по городу как будто после разрушительного цунами. Оказалось, что раньше в городе было много железнодорожных путей. Рельсы пошли на переплавку, а ненужные вагончики так и оставили ржаветь и зарастать травой посреди Тынды.
Самая главная проблема «столицы» БАМа, доставшаяся местным властям от ударных темпов строительства железной дороги, – немыслимо дорогие в эксплуатации временные микрорайоны барачного типа с тоже временными магазинами, школами и детскими садами. Я познакомился со многими семьями строителей БАМа, которые в далеком 1974 году получили заветные две комнаты в новеньких бараках. В те годы никто не сетовал на временные неудобства жизни в вагончиках, так как предполагалось, что капитальные многоэтажки будут построены здесь через три-четыре года.
Весной 1988 года я увидел бескрайние территории непонятных мне одноэтажных сооружений, обитых металлическими листами и огражденных фантастическими трубами теплотрасс. Для нормальной человеческой жизни эти «фавелы» явно не годились.
Обитатели трущоб рассказывали мне, что в зоне вечной мерзлоты бараки через три года становились непригодными для жилья. Полы и окна вагончиков проседали настолько, что сравнивались с землей. А подземные воды зимой заливали жилые помещения, превращая их за ночь в большие холодильники с сосульками на потолке. Бараки были комфортны только для проживания крыс, нападавших на детей и взрослых.
Летом тындинцы отказывали себе в покупке пельменей, мяса и рыбы, так как холодильники в квартирах работали лишь ночью. Уходя на работу, бамовцы выключали электрические рубильники, чтобы не замкнуло сгнившие провода и бараки не сгорели. Все тындинские окна в вагончиках были «украшены» сетками и авоськами с продуктами, которые умельцы-воры успешно срезали.
Покорители БАМа летом мылись в тазиках, а зимой ходили к счастливчикам-знакомым в редкие капитальные дома. Стиральные машины не применялись, так как воду приходилось сливать под дом. В барачных поселках и времянках Тынды горячей воды и канализации вообще не было предусмотрено!
Звездный час для «столицы» БАМа наступил только тогда, когда московские шефы – строители с Красной Пресни стремительно возвели девятиэтажки и две жилые шестнадцатиэтажные башни. Столичные названия заполнили город – кафе «Арбат», Московский бульвар, улица Московских строителей... Даже барачный микрорайон на берегу реки Тында получил название Сокольники.
Но столичный лоск ушел из города сразу вместе с признанием Байкало-Амурской магистрали убыточной. Проблема тындинских времянок не решена до сих пор, и масштабное переселение бамовцев из ветхих бараков успешно похоронено программой «Доступное жилье».
Символом безысходности и безразличия российских властей к судьбам десятков тысяч семей строителей магистрали вполне может считаться «Монумент мостостроителю». Как грустно шутят сами покорители Сибири, этот железный мужик с кувалдой вот уже сорок лет вдалбливает в землю все ростки жизни на БАМе…