Алексей Воевода

– Алексей, что случилось в Ванкувере?

– Трасса там интересная, очень скоростная. Разогнались до 146 километров в час и «упали». Зубков вел боб филигранно. Если бы Саша ехал «погрязнее», вышли бы мы из того виража и нормально доехали до финиша. Но он выписал просто идеальную траекторию. В одном же месте лед был наморожен неровно, образовался трамплин. Вот на нем мы и перевернулись. Кстати, упал еще и Людерс (сейчас главный тренер сборной России. – «НИ»). Его разгоняющего вообще пришлось везти в больницу на пересадку тканей. Сильно пострадал, плечи и спину сжег.

– А с вами-то как, обошлось?

– Ну, как... Гематомы, синяки есть. Главное, что кожа с мясом не стерлась. Холодные ожоги – это крайне неприятная, скажу вам, вещь. Я был в защитной майке, трех комбинезонах, это и спасло. И то, правда, два ожога получил, но если бы не майка, пострадал бы гораздо сильнее. С Зубковым тоже все более-менее нормально. Боб наш, правда, пополам раскололся.

– Все хотел вас спросить, а почему вы в этом году проиграли немцам чемпионат мира? Из-за того, что у них было преимущество домашней трассы?

– И не только трассы. Я уже говорил и еще раз повторяю: с нашим третьим местом, которое мы с Зубковым заняли в турнире двоек, не согласен ни в коем случае. Да и со вторым тоже не очень-то согласился бы. Объясню почему. В тренировочных заездах мы с экипажем Андре Ланге постоянно ехали на одном уровне. Максимум с разницей в одну сотую секунды. Но на соревнованиях Ланге вдруг привез нам преимущество в скорости – два километра в час. Откуда оно взялось, если на тренировке даже с неподготовленными коньками, «поймав» борт, мы ему почти не уступили? Ладно, бог с ним, я готов смириться с «золотом» Ланге, все же хозяин трассы. Но как нас обошел экипаж Флоршутца? Мы с Зубковым только на разгоне «оббежали» его на четыре десятых, на финише же впереди неведомым образом оказался соперник с преимуществом в три с лишним десятых. Я в сказки, может быть, и верю, но только не в такие.

– Что это, по-вашему, может означать?

– Понимаете, чемпионат мира был в Германии. Организаторы – немцы, в комиссиях – немцы, вокруг – вообще одни немцы… Не знаю, в хронометристе дело, в космической энергии или еще в чем. Но как с грязным прохождением трассы хозяева нас обыгрывали, понять не могу. Ну, невооруженным глазом видно было, как скорость их гасла! Только руки потираем, что время их сейчас хуже нашего будет, – на тебе, они снова впереди. Нас с Сашей ведь и в тройку не хотели пускать. Просто два последних заезда мы прошли ва-банк и сами у себя идеальных выиграли три-четыре десятых. В медали хоть попали. Но ничего. Зато мы на нейтральной трассе – на чемпионате Европы в Италии – взяли «золото» и показали, на что способны.

– Личные отношения с немцами после скандального чемпионата мира как-то изменились?

– Да не сказал бы. Ну, подошел я к Кевину Куске, который Ланге разгоняет, сказал ему: что за фигня-то?

– А он?

– Да изобразил что-то неопределенное. Извини, мол, друг...

– Кстати, в бобслее есть дружба между соперниками? Вы с тем же Ланге в каких отношениях?

– Ну, чисто в спортивных. Уважительно друг к другу относимся, немецкие ребята улыбчивые, открытые... Позитивные, я бы сказал. Поэтому временами общаемся. Но о дружбе говорить не могу. А вот канадец Людерс – тот бука, иногда даже не поздоровается.

– Вы в бобслее не так давно дебютировали. Тяжело было войти в компанию?

– Да не сказал бы. Я уже был спортсменом-профессионалом, международные соревнования для меня не в новинку. Пришел в бобслей, выполнив норматив заслуженного мастера спорта по армрестлингу. И психика у меня была уже соответственно устойчивая. Поэтому мне было безразлично, кто и как ко мне относится. Главное – делать свою собственную работу. Стараться побеждать, чтобы на награждениях поднимали российский флаг и играли российский гимн. Ну, или хотя бы «Калинку». Бывает, что путают.

– А не обидно бывает осознавать, что выполнение этой задачи не от вас одного зависит? Армрестлинг – индивидуальный вид спорта, там все в ваших руках. В бобе же вы, разогнав его, находитесь во власти пилота…

– Да, напрягает немного этот момент. У нас результат – это 50 на 50, разгон и пилотирование. Я, конечно, больше индивидуалист, нежели командный игрок. Но Саша Зубков – настоящий профессионал, и я ему доверяю. Мне с ним нравится быть в одной связке. Комфортно.

– По-моему, любой человек, который находится на вершине горы и осознает, что его сейчас засосет скоростной желоб, должен испытывать страх. Бобслеисты и вы, в частности, исключение?

– Как такового страха у меня нет. Убиться насмерть в бобслее, конечно, можно, но для этого надо сильно постараться. А бояться того, что просто перевернешься… Ну, упадешь, ударишься, со всеми бывает. Жизнь-то на этом не закончится. К тому же я давно следую такому правилу: боишься – не делай, делаешь – не бойся. Что я ощущаю перед разгоном, так это предстартовый мандраж. В хорошем смысле слова. Желание выложиться на все сто и побыстрее финишировать. С лучшим результатом, конечно.

– Индивидуалист Воевода не жалеет, что не пошел, например, в легкую атлетику, где он наверняка мог бы добиться успеха и в беге, и в толкании ядра... С вашей-то взрывной энергией?

– Я своей судьбой доволен. Да, мог бы стать хорошим спринтером. В бобслейной сборной я самый тяжелый, а бегаю быстрее всех. Спринт – это интересно, и зависело бы здесь все только от меня. Но не могу же я сейчас уйти из команды, которая без меня, наверное, несколько ослабнет? Так что остаюсь бобслеистом. Думаю, что спокойно смогу выступать до 40 лет.

– То есть вы не то что до Сочи-2014 рассчитываете «кататься», а еще и дальше смотрите?

– Ну, до Сочи вся нынешняя сборная постарается дожить. Великая честь – выступить на домашней Олимпиаде и завоевать медаль. Я раньше думал так: в 1980 году, когда у нас в стране были первые Игры, я родился, значит, в 2014-м, на второй Олимпиаде, со спортом закончу. А что будет дальше, посмотрим.

– В последнее время, кстати, вокруг предполагаемого места строительства санно-бобслейной трассы в Сочи много споров идет. Экологи сильно волнуются...

– У меня по этому поводу такое мнение. Невозможно построить беззаботное светлое будущее. Иногда нужно чем-то пожертвовать. Насколько я знаю, место для трассы нашли отличное – поляна, склон хорошие. Допустим, придется вырубить какое-то количество деревьев. Но везде это происходит, когда к подобным мероприятиям готовятся. Вот я только что из Канады вернулся. Там, когда строили олимпийские объекты, тоже лес вырубали. И вообще, если экологов так волнует эта проблема, отправлялись бы в Сибирь – там же страшными темпами тайгу уничтожают! В общем, я считаю, что если мы будем сейчас прислушиваться к каждому их замечанию, вообще ничего построить не успеем.

– А вы сами как сочинец и бобслеист пытались с экологами пообщаться?

– Да бесполезно им что-либо объяснять. Там же «Гринпис», маньяки просто. Конечно, они делают свою работу, мешают нам. Но тогда мы, получается, должны мешать им. Не подумайте, что я об экологии не забочусь. Ничего подобного. Но что же теперь, из-за двух или трех деревьев нам оставаться в каменном веке?!