Пианист Андрей Диев

– Всесоюзный музыкальный конкурс был очень ярким культурным явлением в советскую эпоху. Что, по-вашему, создает историю конкурса?

– Историю любого конкурса создает его стабильная повторяемость. I Всероссийский музыкальный конкурс имеет четырехлетний цикл, поэтому нужно, чтобы молодые музыканты знали, где, как и когда проводится конкурс, как меняются его программы, условия. Историю конкурса еще конечно же создают имена победителей. При этом я считаю, совершенно не важно, кто сидит в жюри! Члены жюри, конечно, в итоге все решают, но все-таки появление на любом конкурсе особо одаренного исполнителя – это дело случая. Кто из победителей потом станет концертирующим пианистом – тоже никто не знает.

– Можно ли считать I Всероссийский музыкальный конкурс правопреемником знаменитого Всесоюзного конкурса?

– Я думаю, это на данном этапе невозможно, потому что советская империя давно закончилась: люди другие, другая страна, другое отношение к культуре и отношение к стране в мире другое! Поэтому такие разговоры мне кажутся очень наивными. Это просто совершенно новое дело, которое по идее очень похоже на то, что было тогда. Это как если бы сейчас на Олимпийских играх попытались сосчитать, сколько бы медалей было, если бы выступали вместе с нами наши бывшие республики... Жизнь идет, жизнь меняется. Но хорошо, что некоторые считают это преемственностью. Да, конечно, историческая преемственность здесь есть, а уж есть ли творческая – это покажет только развитие конкурса.

– Получается, конкурсы, проводимые в советское время и сейчас, разнятся?

– Конечно! Никогда престиж Конкурса Чайковского не будет таким, каким он был, ведь тогда он представлялся как часть грозной государственной машины: «Смотрите, вот у нас ракеты!.. Ну и здесь у нас такие же ракеты, что вам мало не покажется!» Чтобы попасть на Конкурс Чайковского, нужно было пройти серьезнейшую систему отбора. Проходили только несколько человек. Конечно же это был огромный опыт. Но одновременно был и отрицательный момент: мы должны были зависеть от мнения очень большого количества советских педагогов-специалистов. Сейчас ребята свободны от решений, например, консерваторского жюри. Это очень важный момент. Они делают свой свободный выбор, находят (хоть и небольшие) деньги на поездку и приезжают на конкурс.

– Вы были председателем жюри у пианистов. Что вам больше всего запомнилось?

– Этот конкурс мне запомнился прежде всего самой идеей проведения, необычной и красивой – по всем федеральным округам. И еще тем, что жюри конкурса разъезжало по всей стране, было очень интересно посмотреть, как происходят состязания в разных регионах. С другой стороны, я не считаю, что именно конкурс может стать лакмусовой бумажкой, характеризующей положение дел в музыкальной сфере на сегодняшний день. Кто-то готовился к другим мероприятиям, кому-то программа не подошла – дело молодое. Тем не менее было видно, где пианисты лучше подготовлены, где лучше играют. Одаренные люди есть везде.

– Что вы можете сказать о публике в регионах, посещающей конкурсные прослушивания?

– Не секрет, что меньше всего интересуются подобными мероприятиями в столице. Концертная и конкурсная жизнь у нас перенасыщена. В столице чаще интересуются финалом, поэтому, я считаю, очень здорово, что первые и вторые туры проводились на местах. Это было ново, престижно, интересно. Я помню полные залы в Якутске, в Ростове, в Казани...

– Задавала ли конкурсная программа определенную исполнительскую планку?

– Программа была сложная, но не ультрасильная. Я бы ее даже несколько усложнил. Но здесь очень важно сохранить баланс, ведь идея конкурса заключалась в том, чтобы могли поучаствовать, например, и старшекурсники музыкальных училищ.

– Была ли представлена в программе современная музыка?

– Я не сторонник позиции, что на таких конкурсах надо обязательно играть современную музыку. Во втором туре, скомпонованном достаточно свободно, это можно было делать.

– Как обстоит дело с абитуриентами музыкальных институтов и консерваторий?

– Интерес к музыкальному образованию, конечно, все меньше и меньше. К «топовым» заведениям, таким как московская и питерская консерватории, – больший интерес... Когда общаешься с коллегами, понимаешь: молодежь все меньше и меньше стремится проявить себя на музыкальном поприще. Очень уж трудоемкое наше дело, очень мала и очень долга от него отдача.

– А кто в наше время все же посвящает себя музыке?

– Мое мнение такое: профессионально музыкой сегодня занимаются те, которых природа так расположила. А вот в наши годы! Мы – из бойцов были, хоть с нами училось очень много таких, которые выбирали музыку просто из-за того, что не хотели пойти в милицию служить или врачами становиться. Музыка считалась профессией очень престижной.

– Чего бы вы пожелали ребятам, не только выбравшим музыкальную профессию, но и стремящимся к ее совершенствованию, – конкурсантам?

– Я всегда конкурсантам желаю только одного: храните свои нервы, будьте спокойны. Этот конкурс для вас – не первый и не последний. К любому состязанию всегда нужно готовиться, как к самому главному своему старту. Но непременно перед выходом на сцену нужно как можно больше думать о «высоком», чем непосредственно о самом мероприятии. Членам жюри хочу пожелать терпения, это очень важный момент, потому что только тот, кто в жюри работал, знает, что это отнюдь не презентационная работа, а очень сложная и тяжелая слуховая нагрузка. Организаторы – это вообще всегда для меня особые люди, потому что на них лежит все, и я помню, как потрясающе был организован I Всероссийский музыкальный конкурс по специальности фортепиано. Команда работала слаженно, выполнялись даже очень тонкие моменты. Хочу пожелать нынешнему оргкомитету держать планку и работать спокойно. Иногда организаторам кажется, что от какой-то мелочи член жюри «с ума может сойти» – никто с ума не сойдет, в жюри работают опытные люди, относящиеся ко всему с пониманием. Я думаю, в этом году на конкурсе все будет хорошо!