Сны о Париже

Нынешняя масштабная ретроспектива Брассая представляет все грани творчества мастера. Разумеется, главную их часть составляют две фотосерии – «Ночной Париж» и «Тайный Париж», сразу принесшие Брассаю известность в среде французской богемы. Кроме того, выставка знакомит и со скульптурными, и с живописными работами фотографа. Пикассо, один из близких друзей Брассая, советовал ему продолжать свои художественные опыты. Но тот в свою очередь считал, что фотография может создавать такие эффекты и вызывать такие чувства, которые живописи не по силам. В результате чего он выпускает удивительную серию негативов на стекле «Трансмутации» – техника на грани фотографии и живописи, позднее ею воспользуется Пикассо.

Другой бунтарь своего времени Сальвадор Дали заинтересовался сюрреалистической атмосферой фотографий, казалось бы, повседневных предметов. Например, снимая обыкновенный клубень картофеля с проросшими ростками, Брассай видит в нем не то скорпиона, не то коралл. А портновские ножницы на его фотографиях превращаются в женский силуэт. Примелькавшийся и ничем не примечательный наперсток на его снимке трансформируется в гору Олимп. Однако художник постоянно отнекивался от своей причастности к сюрреалистам, несмотря на сотрудничество с ними. В частности, он активно печатал свои работы в парижском журнале «Минотавр» – официальной платформе сюрреалистов.

В своих фотографиях он пытается очистить мир от налета банальностей, штампов и привычек, которые и не дают, по его мнению, пробраться к подлинной сущности вещей. «Удивлять, но не чем угодно. Сюрреальность внутри нас самих, она в вещах, ставших обычными и незаметными, в нормальности всего того, что для нас нормально», – пишет в одной из своих книг Брассай. Отсюда, видимо, и его увлечение собиранием «ненужных» вещей: будь то старые автобусные билеты, спички, крабовые клешни или причудливо засохшее содержимое тюбиков зубной пасты. Вероятно, по этой причине друзья прозвали Брассая fourbi (в переводе с французского «хлам»). Кстати, эту страсть к найденным вещам разделял с ним и Пикассо, которого также завораживала быстротечность их судьбы.

Один из разделов выставки посвящен отношениям Пикассо и Брассая. Именно его Пикассо впустит в свою мастерскую на Монмартре и доверит съемку своих скульптурных работ. Итогом их долгого – на протяжении более тридцати лет – общения об искусстве станет переведенная на многие языки книга Брассая «Разговоры с Пикассо». Также их объединит и совместное увлечение граффити – так называемым, народным искусством. На экспозиции организаторы представили некоторые снимки граффити, которые на протяжении всей жизни целенаправленно собирал Брассай. В этой «наскальной» живописи народа его интересовала сама природа творчества и проявление коллективного бессознательного, в них он считывал послания самого «Мастера времени».

Однако настоящим откровением для современников стал выход в 1932 году фотоальбома «Ночной Париж». Французская столица в начале столетия – город, который не знал противоречий. Фешенебельные кварталы спокойно переходили в трущобы, клошары с речных берегов мирно уживались с представителями той самой богемы. О Париже того времени Хемингуэй напишет свой роман «Праздник, который всегда с тобой». На охоту за этим вот-вот готовым навсегда ускользнуть миром и выйдет Брассай.

Для этого он сначала снимет в отеле комнату и превратит ее в фотолабораторию, поскольку всегда сам печатал свои снимки. «Для фотографа вроде меня негатив ничего не значит, важны только отпечатки самого автора», – напишет он позднее. А в верные свои союзники он призовет ночь. Время, когда все не явленное днем обретает свои очертания. С приходом сумерек он берет в руки камеру и отправляется в свои ночные странствия.

Сначала он идет на левый берег Сены, где попадает на легендарный Монпарнас, в среду художников и интеллектуалов. Потом в одиночестве или в сопровождении Жака Превера, Генри Миллера и других мастеров он пускается в лабиринты ночного города. Часами поджидая на туманных улочках и на пустынных набережных, когда свет от газовых фонарей или от лучей фар выгодно осветит необходимый ему предмет. Так, в объектив к нему попадает изгиб сточной канавы, афишная тумба, часть колонны, которая неожиданно отбросила аристократический профиль. Героями его ночных прогулок впервые становятся люди полусвета: проститутки и сутенеры, хулиганы и бандиты. Парижское дно на его снимках полно достоинства и очарования. В своих фотографиях он снимает сны и видения о том Париже, который вот-вот станет легендой, пытаясь запечатлеть, по его словам, «последнее свечение осени».