Posted 1 июля 2012, 20:00
Published 1 июля 2012, 20:00
Modified 8 марта, 05:30
Updated 8 марта, 05:30
– Виктор Анатольевич, среди абитуриентов театральных вузов распространяется список современной литературы, без знания которой якобы невозможно стать студентом вашего курса. В этом списке – Захар Прилепин, Роман Сенчин, Владимир Сорокин, Михаил Елизаров, Борис Рыжий… Вы считаете, что «в карете прошлого никуда не уедешь»?
– Это миф, что я буду отбирать абитуриентов исключительно по их знанию или незнанию современной литературы. Правда, из года в год мне скучно слышать одни и те же тексты, которые читают поступающие на вступительных экзаменах. Зачастую молодые люди, идущие в творческий вуз, и школьной программы по литературе хорошо не знают – в лучшем случае только названия да сюжет. При этом для них не существует в театральном аспекте современной литературы, а этого просто не может быть. Хотелось бы, чтобы молодые люди перед поступлением потрудились хотя бы ознакомиться с информацией о современных авторах, потому что дальше им легче не будет. Ведь придется вводить студентов в контекст художественной жизни страны. Если этого не делать, то Школе-студии МХАТ грош цена. Новый срез нашей литературы поможет молодежи услышать и лучше понять самих себя и, разумеется, других людей… Театру научить нельзя, но можно создать среду, в которой люди обретут самих себя. Пусть хотя бы в стенах школы начнется для них бесконечный процесс познания своего «я».
– Юрий Соломин считает, что «научить быть артистом нельзя, а научиться можно». Вы в первую очередь чему намерены учить будущих мастеров сцены?
– Для меня одним из основополагающих трудов Константина Сергеевича Станиславского является часть «Этика театра», где четко сформулирован закон, по которому должен существовать в театре любой творческий человек. Задача Школы-студии МХАТ – создать среду, благоприятную для рождения художника. Конечно, есть традиции, в которых существовал русский театр до сегодняшнего дня, и их при желании можно и нужно изучить. А вот как дальше двигаться в новом театре, который требует иного взгляда на современный мир, – для многих вопрос открытый. Петр Наумович Фоменко мудро сказал: «В театре уже было все – вас не было!» Лично я руководствуюсь этой формулировкой как режиссер и как педагог.
– Сейчас идет поиск героя нашего времени. Среди будущих актеров будете ли вы искать тех, из кого могут вырасти герои, сильные личности, лидеры?
– Героями не рождаются, а становятся. Герой – это тот, кто способен отвечать за все свои мечты и поступки. Разумеется, я верю, что мои студенты смогут претендовать на то, чтобы стать активно мыслящими людьми, наделенными чертами того мифического героя, которого все ищут. Правда, во все времена герой – будь это герой Сервантеса, или герой Александра Дюма, или герой Захара Прилепина – пытается найти ответы на больные вопросы и задает их, не думая о своем геройстве. Весь потребительский мир сегодня рассчитан на человека оголтелого, который в суете не делает настоящего личного выбора, а подчиняется моделям и клише, навязанным свыше. Но мы живем в очень интересное время, когда зарождается новое поколение людей, способных вступить в гражданское сообщество, которое не будет отягощено нигилизмом и усталостью. Те чувства, которые я испытал на Болотной площади или на проспекте Сахарова в декабре прошлого года, конечно же, вселяют в меня надежду на то, что зарождается новое поколение.
– В России студенты всегда были на передовой и нередко становились «козлами отпущения» из-за чрезмерных амбиций старших…
– Человеческое общество достойно большего, чем идти по той тропинке, которая отведена нам пастухами. Внутренняя природа человека, включая актерскую природу, намного больше, чем мы себе представляем. Просто за многие годы потеряно доверие самого человека и к человеку как к созданию божественному. У нас либо одна крайность – посягательство на все ценности и святыни, либо упадничество, скепсис и недоверие. Прежде всего – к себе. Думаю, что нынешнее время – не только время нового театра, но, главным образом, время новых людей. У молодых сегодня больше возможностей осознать себя настоящими людьми в нашем, порой обезумевшем мире.
– Нет ли у вас опасений, что, принимая решение, брать или не брать того или иного студента, тем самым вы вершите его судьбу? К тому же почти все педагоги, особенно театральные, ломают молодых людей «под себя», в соответствии со своими представлениями о добре и зле, красоте и уродстве?
– Я не занимаюсь попыткой кого-то под себя приспособить или передать знание, которое у меня якобы есть. Но есть направление – куда идти – и вера в определенные вещи. Я знаю великую природу игрового театра, возникновение иллюзии, которую создает театр... Театр – это великое искусство, куда сегодня может войти только свободный и счастливый человек. Я не хочу и не буду подчинять студентов ни своей воли, ни какой-то модели поведения или существования... Сегодня молодому человеку театр может предложить большое удивительное пространство поиска себя, гармонии, красоты, истины.
– В одном интервью вы сказали, что не принадлежите к числу фанатиков театра, но в ваших словах много страсти, беспокойства – всего того, что присуще людям, фанатично преданным делу...
– Все, что было вчера, с точки зрения организации театра меня категорически не устраивает. Хотим мы это признавать или не хотим, но наш театр неизбежно превращается в большую рыночную площадь, где все подчинено ненормальному потребительскому закону «товар-деньги-товар». Мне кажется, что все, что мы делаем в театре, – это не на продажу, как бы нелепо это ни звучало. На первоначальном этапе обучения я сразу дам понять студентам, что Школа-студия МХАТ – это не кузница киноартистов, которые завтра заполонят сериалы. В сериалах могут сниматься и не артисты, а люди с теми физическими данными, которые необходимы для конкретной роли, и для этого достаточно взять несколько уроков актерского мастерства. А чтобы разобраться в театре и найти свое место в нем, для этого необходимо как минимум четыре года насыщенной учебы в театральном вузе.
– Виктор Анатольевич, ваши спектакли о войне – «Прокляты и убиты», «41» – заслужили признание и любовь публики. Вы один из немногих режиссеров, кто умеет ставить спектакли о войне…
– О войне, пользуясь опытом Виктора Астафьева в спектакле «Прокляты и убиты», я могу говорить как о самой ужасной части нашей действительности. Но почему-то войну, которая происходит внутри человека, мы никак не можем поставить, и театр в этом плане обладает очень большими возможностями.
– А каковы в этом смысле возможности кино?
– Не знаю насчет возможностей кинематографа и велики ли они. Голливуд лично для меня – тупик, который плодит некий стандарт, делает субпродукт, не имеющий никакого отношения к настоящему, подлинному. Есть фильмы, которые даже заподозрить в конъюнктуре трудно, настолько качественно они сделаны, но они представляют собой подделку, пусть даже высокого класса. Вся надежда на авторское кино – по-другому и быть не может. Многие могут возразить мне, назвав большое число великих режиссеров, снявших фильмы в Голливуде: «Как, ты против них?» И я отвечу: «Да, я против этого, потому что при всем величии многих работ в целом это движение назад, приводящее к катастрофе и представляющее собой снисходительный обман человека». Авторское кино не претендует на клише и сразу подразумевает выбор – смотреть или не смотреть? Той степени искренности, которой достигают художники в авторском кино, ничего сильнее и лучше быть не может. Вне всякого сомнения, Голливуд – мастерская кузница актерского искусства. Мне жаль тех артистов, которые вынуждены играть одно и то же и существовать в бесконечном «Аватаре». Весь мир скоро превратится в этого «Аватара», в субпродукт, и что тогда?
– А воспитанника Школы-студии МХАТ Владимира Машкова, который снимается в Голливуде, вам не жаль?
– Конечно, жаль. Мне и Тимура Бекмамбетова жаль, который мог бы прекрасно развиваться в авторском кино...
– Возможно ли такое, что вы снимете свое кино? Ведь поставили же оперу Верди «Аида» в Будапеште?
– Кино – очень серьезная область искусства, и посягнуть на нее, не пройдя необходимой школы, я не могу. Не найдется такого продюсера, который бы позволил мне сначала вникать в процесс создания картины, а потом осуществить его. Есть один режиссер – Алексей Герман, который своими трудом и фильмами заслужил право снимать годами свое кино... Но у меня нет такого времени, и доверия ко мне как к возможному кинорежиссеру тоже нет… Так что даже из уважения к своим коллегам-кинорежиссерам я не готов посягнуть на то, чтобы самому снимать фильм. Некоторые кинорежиссеры снисходительно говорят: «Ну, снял картину, теперь пойду в театре что-нибудь поставлю!» Но лично я не видел ни одного режиссера кино, поставившего спектакль так, чтобы это было достойно величия его фильмов. Сегодня театр с его степенью условности дает неограниченные возможности для реализации самых невероятных и больших идей.