– Кирилл Эмильевич, в чем особенность Московского международного кинофестиваля?
– Его главная особенность в том, что год от года он становится в мире все более известным. В фестивалях так называемого класса «А», к которым относится и наш фестиваль, должен быть конкурс полнометражных лент. Кроме того, у нас есть конкурс «Перспективы», для молодых режиссеров и экспериментальных лент мастеров старших поколений. С прошлого года мы восстановили конкурс документальных фильмов. В этом году ММКФ включил в свою программу конкурс короткометражек. Большим успехом у зрителей пользуются программы «8 1/2 фильмов», которую придумал Петр Шепотинник, и «Секс, еда, культура, смерть», которую придумал я.
– В этом году все из задуманного удастся воплотить?
– Я считаю, что если удастся 10 процентов задуманного, – это уже успех. Есть сложные программы, которые Московский кинофестиваль запускал, но ежегодно реализовывать пока не может. Например, «Семейный бизнес», в рамках которого мы планировали собирать кинодинастии. В этом году хотели собрать вместе Амитабха и Абхишека Баччанова и Айшварию Раи-Баччан. Не вышло.
– А чего же нет на Московском международном?
– Вообще в фестивальном мире кино уже давно все есть. Даже существует фестиваль фильмов, где показываются реальные убийства. Такого, конечно, у нас нет и не будет. Зато Московский международный кинофестиваль, например, был первопроходцем в организации Медиафорума – площадки, где проводятся выставки, семинары, образовательные программы. Уже после нечто подобное стали организовывать на фестивалях «Санденс» в США и в Венеции. Как говорится, есть фестивальные продукты, но рецепт их сочетания для каждой манифестации уникален. И собирается такой коктейль не мгновенно, а опытным путем.
– Бывает так, что фильм откровенно хороший, но вы ставите его во внеконкурсную программу?
– Конечно. Ведь в конкурс картины попадают не только потому, что они лучшие, но и потому, что именно в Москве состоятся их мировые или международные премьеры. Или, по меньшей мере, европейские. В этом году к последней категории можно отнести китайскую картину «Горизонт» из конкурса «Перспективы», уже показанную в Азии, но не в Европе.
– Сколько фильмов просматриваете за год?
– Около тысячи. Из них примерно семьсот приходятся на фестивальный отбор.
– Вам их специально присылают?
– По-разному случается. Организаторы работают со специальной интернет-программой, которая устанавливает связи между продюсерами и интересующими их фестивалями. Кроме того, члены отборочной комиссии ездят по разным странам и смотрят картины, которые потенциально могут принять участие в конкурсах и других программах. Нас часто приглашают министерства культуры стран, заинтересованных в том, чтобы их картины попали на Московский кинофестиваль. Я, например, периодически езжу в Испанию и Болгарию. А вообще предпочитаю отбирать фильмы экзотических стран – Японии, Кореи, Китая. Кстати, в этом году в основном конкурсе участвует прекрасная китайская картина «Вишенка на гранатовом дереве».
– Почему вас привлекает азиатское кино?
– Я уверен, что именно в азиатских странах можно найти необычные картины. Вы себе не представляете, на каком подъеме там сейчас кино! Плюс в страны этого региона не всегда добираются отборщики Каннского, Венецианского, Берлинского кинофестивалей. Которые, к слову сказать, вообще нередко перехватывают у нас лучшие картины.
– Успевают первыми приехать?
– Нет, просто эти фестивали считаются более сильными, поэтому продюсеры отдают свои фильмы туда.
– На каком же месте в рейтинге кинофестивалей в мире находится Московский?
– К первой тройке, о которой я уже сказал, примыкают фестивали в Торонто и Роттердаме. В США, например, главным считается фестиваль в Санденсе, но он не входит в число конкурсных фестивалей общего профиля по классификации ФИАПФ (Международной федерации ассоциаций кинопродюсеров). Таких фестивалей всего четырнадцать. Мы – в одной связке с фестивалями в Локарно, Карловых Варах, Монреале и Сан-Себастьяне. Конкурируем на равных. И разброс сил между нашими фестивалями таков: если картина латиноамериканская, она, скорее, пойдет в Сан-Себастьян, если из Восточной Европы – в Карловы Вары, азиатская – в Москву.
– А как воспринимают сегодня в мире кино из России?
– На Западе ценят нашу традиционную «чернуху» – свинцовые мерзости русской жизни. Многие зарубежные фестивали в первую очередь отбирают наше кино по этому принципу.
– То есть, если мы предложим откровенный шедевр о благополучной жизни, его могут и не заметить?
– Вполне возможно. А вообще «шедевр» – понятие относительное. Кому-то фильм кажется гениальным, а для другого – это безделица. Четких критериев не существует. Когда «Москва слезам не верит» посылали на «Оскар», все говорили, мол, позор, как можно посылать в Америку этот фильм?! В итоге – «Оскар».
– Как подбирается жюри на Московский кинофестиваль?
– В жюри часто оказываются те, кто получал когда-то призы на ММКФ. В этом году у нас жюри сочетает ветеранов и молодых авангардистов. Два человека старшего поколения – это режиссер из Бразилии Эктор Бабенко и продюсер из Италии, подруга Вуди Аллена Адриана Кьеза Ди Пальма, два более молодых режиссера – Явор Гырдев из Болгарии и наш Сергей Лобан, а также франко-американский актер и режиссер Жан-Марк Барр.
– Бывает, что зовете в жюри мастера и получаете отказ?
– Часто, и причин для этого достаточно. Во-первых, не многие хотят смотреть по три-четыре картины в день в течение двух недель. Во-вторых, очень мало у кого из крупных режиссеров и актеров есть время все бросить и приехать так надолго в Москву. Июнь, как правило, месяц интенсивных съемок. Если бы мы брали в жюри людей с улицы, то, уверен, они бы не раздумывали. Но нам нужны личности известные, а у них жизнь расписана на годы вперед.
– Можно сказать, что фестивальный зритель – особенный?
– Вряд ли. Он такой же, как любой другой. Только предпочитает кино разнообразное и приходит на программы именно за ним. Есть те, кто любит кино грубое, порой жестокое, есть те, кто предпочитает глубокомысленное, а некоторым подавай картины без звука, а то и без изображения… Дело в том, что фестиваль должен каким-то образом все эти предпочтения и курьезы собирать, систематизировать. И желательно, чтобы система эта выстраивалась и из картин высокохудожественных, и из спорных поисковых лент. Кстати, поэтому и родилась в этом году программа ММКФ для самых избранных – «49 мест».
– Расскажите об этой программе.
– Эта программа названа по числу кресел в маленьком зале. Покажем странные, необычные фильмы для абсолютных киноманов, всего десять штук. А из финансовых соображений будем демонстрировать их с DVD, с английскими субтитрами, но без русского перевода. Например, среди них будет эксперимент итальянского актера и режиссера Пиппо Дельбоно, снимавшего себя на собственный айфон.
– Да, это на любителя. Не боитесь провала?
– Да бросьте! Неужели не заполнится зал в 49 мест? Даже если придет половина, то это уже можно считать успехом.
– А вы, когда подбираете картины для показа на телеканале «Культура», о зрителе думаете?
– Я только этим и занимаюсь. Опять же знаю, что разным людям нужно разное кино. На вкусы большинства у нас ориентируются все остальные каналы. А «Культура» не показывает блокбастеров и обычных сериалов. Моя программа предназначена тому небольшому проценту населения, который любит кино именно как искусство, а не только как развлечение.