Режиссер Владимир Андреев

– Владимир Алексеевич, Олег Меньшиков был единственной возможной кандидатурой или у вас был выбор, кому доверить свое место художественного руководителя Театра имени Ермоловой?

– Для меня было важно – пригласить руководить театром человека, который возьмет все лучшее, что здесь есть, и поборется с тем не лучшим, с чем я не смог бороться... Я долго приглядывался к молодому, энергичному, талантливому, деятельному, прекрасному в своих актерских работах Олегу Меньшикову и советовался в театре с людьми, которые знали Меньшикова тогда, когда он играл на ермоловской сцене. Все говорили и говорят о нем хорошо... До этого как о будущем руководителе я думал о режиссере Сергее Голомазове, но к тому времени он уже стал руководителем Театра на Малой Бронной. У Олега Меньшикова есть программа развития театра, именно развития, а не уничтожения, и эта программа и стала решающим фактором в моем желании – видеть на месте художественного руководителя именно его.

– Не было у вас сомнений – набирать ли в этом году новый курс в родном ГИТИСе (РАТИ)?

– Намекаете на возраст? Как только просыпаюсь, благодарю Бога за то, что он дает мне возможности вставать и работать.

– Вы много гастролируете со спектаклями по городам России, участвуете в фестивалях. И все это требует немалых физических сил? Может быть, нужно себя поберечь?

– У одного из моих любимых поэтов Давида Самойлова есть строки: «О, как я поздно понял – зачем я существую, зачем гоняет сердце по жилам кровь живую, и что порой напрасно давал страстям увлечься, и что нельзя беречься, и что нельзя беречься». Со спектаклем «Мордасовские страсти» мы ездили в восьмидневную поездку, в процессе которой сыграли семь спектаклей. Первый спектакль – в Иркутске, тем же вечером ехали на поезде в Братск, а дальше Красноярск, Кемерово, Новокузнецк, Новосибирск, и ранним утром на машине в Томск. И видел я: «Россия такая большая, и местами такая красивая, и города вовсе не умирающие». Сейчас могу признаться, что это была жестокая поездка, но мной двигал интерес – выдержит ли организм или не выдержит, способен ли возраст справиться с таким режимом? Я рискнул... Недавно со спектаклем по пьесе Зорина «Невидимки» были на Международном фестивале в Брянске... А в сентябре, наши «Невидимки» откроют фестиваль в Благовещенске «Амурская осень».

– Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с автором этой пьесы Леонидом Зориным?

– Когда в изданной книге я увидел, что свою пьесу «Невидимки» Леонид Зорин посвятил мне, то стало мне как-то неловко. Но долгое время я не знал – как можно эту пьесу сыграть, не говоря уже о том, как ее поставить... И вдруг появилась в театре Мария Бортник, которая после прочтения этой пьесы решительно заявила мне: «Ну как это можно не играть!» Я загорелся, и сразу позвонил Леониду Зорину, чтобы сказать ему о своем решении ставить эту пьесу. Леонид Генрихович переспросил: «Володечка, правда, а то я уже пришел в отчаяние?» Где мы только не были со спектаклем «Невидимки» – и в нашей стране, и за рубежом. А с другой пьесой Леонида Зорина «Гости» связана печальная история. Мой учитель Андрей Михайлович Лобанов поставил по ней спектакль, который разгромили, что называется, в пух и прах все газеты. Молодой Зорин поверил, что после смерти Сталина (пьеса «Гости» написана в 1954 году) можно защищать достоинства простого человека довольно смелыми ходами и при этом выходить на борьбу с чиновниками высокого ранга. Тогда я только пришел в Театр имени Ермоловой, и в спектакле «Гости» сыграл свою первую главную положительную роль. Почему-то оба моих учителя – и Лобанов, и Андрей Александрович Гончаров – считали, что я не должен играть отрицательных героев. Гончаров в своей постановке пьесы Михаила Булгакова «Бег» доверил мне роль положительного героя Голубкова.

– Говорят, что последнее слово в утверждении актеров на роли по произведениям Булгакова было за вдовой писателя Еленой Сергеевной? Возможно, вам известно ее мнение о вашем Голубкове?

– Я был знаком с Еленой Сергеевной. Однажды вдова Булгакова сказала мне: «Володя, когда читаете авторские тексты, вы так похожи на Мишу».

– Вы хорошо знали, более того, играли в одном театре с возлюбленной другого классика – последней любовью Владимира Маяковского Вероникой Полонской…

– Вероника Витольдовна была супругой актера нашего театра Дмитрия Фивейского, и сама здесь служила. Между прочим, Фивейский был одним из любимых актеров Юрия Завадского и другом Ростислава Плятта. Вероника Витольдовна, или как все ее называли Норочка, курила тонкие, редкие сигары... Когда я только пришел в театр и увидел Веронику Витольдовну, то ощутил чувство стеснения перед ней – настолько она была элегантной, изящной дамой. В ней была загадка женщины, которая что-то недоговаривает, и это что-то принадлежит только ей. Веронику Витольдовну отличала удивительная скромность в общении с людьми. Помню, когда Дмитрий Павлович Фивейский громыхал, сидя за столом, то она делала ему замечание: «Митя, Митя, но зачем так громко?» Дмитрий Павлович ее обожал. Полонская при всей своей блестящей красоте не была очень удачливой актрисой.

– А что помешало Веронике Полонской стать великой актрисой? Ведь помимо прекрасных внешних данных, отменного вкуса, благородства души Полонская была потомственной актрисой, дочерью звезды немого кино?

– Это никому не дано понимать. Многие актеры всю жизнь рвутся к тому, чтобы их назвали великими. Но лично я никогда не рвался к величию. Меня всегда интересовала технология производства, процесс репетиций... У великого Анатолия Эфроса есть знаменитые слова: «Репетиция – любовь моя». И я часто повторяю за Эфросом: «Репетиция – любовь моя». Что касается Вероники Полонской, то, как правило, если она играла главные роли, то во втором составе, но всегда это было элегантно, гармонично, с чувством меры и такта... Даже когда она уже не служила в театре, а жила одна, в доме ветеранов сцены, то и там она создала свой мир. И в этом мире не было убогой старушечки, которая бы о чем-то сожалела. Всю жизнь Вероника Витольдовна оставалась женщиной, которую любили великие люди. В общении с ней всегда существовала преграда, преступить которую никто не мог. Мне вообще везло с партнершами.

– В одном интервью вы признались, что любите бывать в Лондоне?

– В Англию я ездил со своим сыном, который там все знает (сын Владимира Андреева и актрисы Натальи Селезневой – дипломат. – «НИ»). В свое время, когда я ушел из Малого театра, то со спектаклем «Лев зимой», по приглашению Королевского университета, мы ездили в Лондон, а потом в Кембридж, Оксфорд... Но что такое «люблю»? Когда я попадаю в Лондонский музей, то путешествую по всем векам, и это путешествие такое реальное, что порой думаешь: «А вот подойдет к тебе дама из XVII века и спросит что-то по-английски, а я не так хорошо знаю язык, и мне будет стыдно». Включается то самое воображение, без которого нет настоящей игры. Великая Мария Кнеббель говорила: «Без воображения артиста нет». Вот там, в Лондоне, включается дополнительное воображение.