Posted 3 июня 2012, 20:00
Published 3 июня 2012, 20:00
Modified 8 марта, 05:44
Updated 8 марта, 05:44
Если не считать поздравления, произнесенного со сцены Большого театра премьером Дмитрием Медведевым (на этот раз обошлось без модных оборотов типа «культурный бренд»), и горячей овации в честь директора ГМИИ имени Пушкина Ирины Антоновой, сидевший в царской ложе, все остальное зрелище можно было бы уподобить праздничной оратории или даже вертепному действу. Когда номера и классические артисты высшего полета сменяли друг друга в ритме бодрого кордебалета – техники едва успевали перемещать стулья, арфы и микрофоны.
Пушкинский музей накопил богатый опыт по соединению музыки и изобразительного ряда. Благо фестиваль «Декабрьские вечера» ежегодно в течение более чем трех десятков лет преподносил рецепт диалога картин, развешенных по стенам Белого зала, и звучащей рядом классики. Можно сказать, что концерт в ГАБТе стал концентрацией «Вечеров». Вот на сцену выходит ансамбль «Хортус Музикус», исполняющий средневековые и ренессансные песни, – само собой, на экране появляются образы с Мадоннами и итальянскими ведутами. Его сменяет знаменитый прокофьевский танец с подушками из балета «Ромео и Джульетта», исполненный силами Большого, – на экране, соответственно, возникает итальянский дворик со статуей кондотьера Коллеони. В программке обозначен Дебюсси – жди импрессионистов (Писсарро с Ренуаром) и постимпрессионистов (Ван Гог с Матиссом). Фрагмент из последнего балета Бориса Эйфмана «Роден» исполнялся на фоне роденовского «Поцелуя».
Иногда музыка служит драматическим фоном для неожиданных фотокадров. Так, вторая часть Камерной симфонии Шостаковича иллюстрировалась военными снимками с завернутыми в мешковину статуями и с Венерой, упакованной в ящик со стружкой, – на мраморных полах лужи от воды, накапавшей сквозь разбитые потолки. Ария из сюиты Баха как нельзя лучше легла на духоподъемную хронику с привозом в Москву мировых шедевров: от «Сикстинской Мадонны» Рафаэля (которая в принципе могла бы остаться у нас навсегда) до леонардовской «Джоконды» и недавней выставки Караваджо. К слову, именитые музыканты – Юрий Башмет (худрук «Декабрьских вечеров»), Николай Луганский, Наталья Гутман, Виктор Третьяков – оказались задвинуты в самую глубь сцены и почти сливались с огромным экраном, то есть выступали в роли таперов. Это их нисколько не обидело, ведь именно Пушкинский раньше многих концертных залов чествовал их в своих стенах как безусловных гениев.
Особо пытливые слушатели, помимо ассоциаций с живописной классикой, могли обнаружить в номерах и другие смыслы. Вся программа начиналась с арии Casta Diva, которая, как известно, – молитва жрицы Нормы в священной роще (в качестве «деревьев» на заднике «кружились» колонны Белого зала ГМИИ): музей – храм искусств. А одной из последних арий оказалась песнь Ленского из «Евгения Онегина» – та, что начинается словами: «Куда, куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?» Вот вам гибель богов и затухание «прекрасного». Впрочем, в конце Ленский восклицает от лица музея всем олигархам, собравшимся в партере: «Приди, приди, я твой супруг!»
Этот концертный вечер обнаружил не только торжество духа Пушкинского, но и основные проблемы музея. В программе не нашлось ни одного номера с более-менее современной и актуальной музыкой (запись Шарля Азнавура, под которую происходило дефиле модного дома Dior, не в счет) – точно так же современное искусство с трудом приживается в стенах на Волхонке. Наконец, когда под финальный хор из «Аиды» на сцену вышли сотрудники ГМИИ имени Пушкина, стало особенно обидно, что свой юбилей они вынуждены праздновать на чужой (хоть и духовно близкой) территории. Ни тотальный ремонт музея, ни уж тем более строительство новых корпусов со своим концертным залом, как это было запланировано, к юбилею не поспели.