Актриса Юлия Меньшова

– Юлия, к антрепризам в России отношение все еще остается настороженным. Но вы активно участвуете в антрепризных проектах. Не смущает, когда попрекают?

– Я не разделяю этой настороженности. Антреприза бывает разной, в том числе по качеству. И поскольку это абсолютно свободное пространство как для творчества, так и для любых договоренностей сторон, ты можешь заранее более или менее оценить возможный результат по предлагаемой пьесе, актерскому составу и подходу продюсеров к выпуску и прокату спектакля. Мне лично очень нравится, что, с одной стороны, это пространство твоего риска, но и твоего выбора. Мне не стыдно ни за один спектакль, который у меня в репертуаре, поэтому стереотипное мнение об антрепризах я совсем не поддерживаю, но и переубеждать скептиков не стану. Каждый волен иметь свою точку зрения, важнее, что зал набит битком. Я вообще, честно говоря, думаю, что репертуарный театр вскоре станет анахронизмом, хотя бы в силу экономических причин: государство не сможет содержать столь огромное количество трупп в стране. И полагаю, что антреприза со временем станет естественной формой существования театра. Возможно, у нее будут разные формы. В том числе с элементами стабильности. Например, труппа будет набираться на какое-то время, а потом распускаться, как, скажем, на Западе. Существует же «Бродвей» – когда набирается команда и играет год один спектакль.

– Но, тем не менее, театральное сообщество в общем и целом придерживается противоположной точки зрения. Говорят, мол, если идти на поводу у публики и у кассы, то снизится творческая составляющая, глубина. Вы с этим не согласны?

– Конечно, если идти на поводу у публики, то появляется опасность – скажем, работать штампами. И мы все имеем наглядный пример: телевидение с его диктатурой рейтинга. И даже наблюдаем результат этой стратегии: отток огромного количества зрителей от экранов и их уход в интернет-пространство, потому что смотреть телевизор невозможно. Именно потому что телевидение амбициозно, штампованно и... скучно. Но в репертуарном театре есть не меньшая опасность – полная независимость и свобода от зрителя. Деньги-то бюджетные. И есть риск, часто реализуемый, заняться «чистым искусством». А фактор, придет публика или не придет, становится не так существен.

– Да, есть такие люди – режиссеры, ставящие для себя…

– Ну да. Но искусство ради искусства – это бессмысленная затея. Понимаете, если зритель не приходит, то театра нет. Он, в принципе, возможен только в диалоге со зрителем. А антреприза вынуждена довольно чутко реагировать на потребности зрителя и даже экспериментировать в поисках новых ниш. Вот, например, если еще несколько лет назад были очень востребованы самые разные комедии, такие бездумные, просто развлекающие, то сегодня появляются спектакли с глубокой драматургией. И для меня это очень важно, я чувствую в антрепризе живую жизнь. Идти на поводу нельзя, но чувствовать потребность – необходимо.

– Вы как-то сказали об актерской профессии как о рулетке, а я поймал себя на мысли, что на рулетку обычно сетуют те, кому в жизни не повезло. Если же в рулетке везет, то говорят, что это отличная штука. Но разве можно сказать о вас, что вам не повезло в этой рулетке, в вашей карьере?

– Мне повезло, но я точно знаю, что могло и не повезти. То есть я не отношу это целиком и полностью к своим заслугам. Это не та профессия, в которой ты можешь улучшать и накапливать свои знания. В этой профессии ты можешь разбить голову о стену, можешь прочитать миллионы книг, закончить любые курсы, попрактиковаться в любых лабораториях – это никак не повлияет на твою зарплату и на твою востребованность. В творчестве нет никакой последовательности, нет никакого элемента предсказуемости. И даже однажды пришедший успех не гарантирует ровно ничего.

– Видимо, это касается и телевидения. Вы почти исчезли с телеэкрана, хотя довольно много свершений в вашей жизни было связано именно с ТВ. Правда, в прошлом году очень недолго вели ток-шоу «Научите меня жить», и это практически единственное, что было у вас в последние годы. Не зовут сейчас на телевидение?

– Когда только-только закончилась программа «Я сама», какое-то время меня звали на неинтересные для меня проекты, какие-то скучные телевизионные игры. А потом вообще все схлынуло. Но дело не только в том, что предложений не так много, а в том, что я соглашаюсь лишь на то, что мне действительно интересно.

– Ваша телевизионная карьера фактически свернулась после закрытия ТВ-6…

– Это почти так. ТВ-6, прежде чем закрыться, переформатировалось. Владельцем стал Березовский, который, когда было разгромлено НТВ, решил совершить ход конем, и всех изгнанных из НТВ, а там были серьезные люди, включая Евгения Киселева, пригласить на ТВ-6. Серьезные люди соглашались прийти только на руководящие должности. Тогда и начались перемены на ТВ-6 с нашими руководящими работниками, которых мы любили. Началось вытеснение бывшим составом НТВ состава ТВ-6. Нас никто не увольнял, но мне были предложены, например, такие условия покупки программы – если, скажем, коммерческая цена 100 рублей, то мне в договорном отделе сказали: «Давайте за 5». Понятно, что договориться за пять было просто невозможно. Поэтому я ушла с ТВ-6, потом пошла на НТВ, где были набраны абсолютно новые силы, но, проработав там год, поняла, что всё. За год 4 или 5 раз сменялось руководство. Там боролись за власть, а не за продукт.

– Лет пять назад в интервью «Новым Известиям» вы сказали, что вообще не смотрите телевизор. А сейчас как?

– Правда, не смотрю. Вот лет 8, как не смотрю. Это не кокетство и не дань моде. Я настолько его не смотрю, что даже программы «Научите меня жить», которые я вела и работать над которыми в студии мне было очень интересно, в эфире не видела ни одной.