Posted 1 февраля 2012, 20:00
Published 1 февраля 2012, 20:00
Modified 8 марта, 05:47
Updated 8 марта, 05:47
– Айнарс, как вы восприняли приглашение возглавить Новосибирский театр?
– Когда я куда-то прихожу или когда меня приглашают, у меня всегда один вопрос: «А чем я могу помочь?» Это же был и мой первый вопрос, когда Борис Михайлович Мездрич (директор Новосибирского театра оперы и балета. – «НИ») приехал ко мне в Ригу и рассказывал о театре. И я иду на репетицию или на спектакль не осуществлять какие-то свои амбиции, а потому что чувствую эту задачу – помочь людям, просто помочь.
– Это хорошее и достаточно неожиданное слово. В современном театре не так часто встретишь человека, который говорит: «Я пришел, чтобы помочь». Но с этого момента вы музыкальный руководитель очень большого театра, и вам придется не только помогать, но и определять.
– По-моему, что бы ни происходило, какие бы ни были проблемы, всегда можно все выговорить и прийти к результату. Конечно, иногда это не работает… Но я не фан постоянного кровопролития. Люди делают свою работу. Кому-то дано чуть-чуть больше, кому-то чуть-чуть меньше. Но из тупика, из лабиринта всегда есть выход, вопрос в том, как его найти. Я вообще миролюбивый человек и в отношениях с людьми хочу выбрать путь разговора.
– Я имела в виду не ситуацию конфликта, а направление. В каком направлении вы собираетесь идти и что будет для вас критерием успеха?
– Критерий успеха – не останавливаться. Просто надо вести процесс. Опера – это командная работа. И если кто-нибудь хоть на миг отключится, тогда все. Сегодня на «Кармен» все как будто друг другу помогли, чтобы рассказ шел вперед. Не всегда получается начинать с белого листа, часто ты входишь в готовую постановку. Но если это новая постановка, я бы хотел – начинать тоже с разговора. Чтобы все участники поняли, что и зачем они делают. Этого иногда так не хватает. Если я смотрю оперу, у меня часто возникает вопрос – почему? Почему она посмотрела сюда, почему он прошел тут. Какая была задача? У нас Кармен в первом акте выбегает изнутри сцены, а потом убегает наверх. Почему? Если бы мы делали премьеру, я бы начал с того, чтобы актер, солист задавал вопрос режиссеру – почему? И у режиссера должен всегда быть ответ. Чтобы все знали психологическую сетку спектакля от начала до конца. И даже не от начала, а до начала. Что произошло до того, как открывается занавес.
– Есть мнение, что русская публика консервативна. Вот «Кармен» – да, «Аида» – да, а все, что дальше – сложно. Как вы с этим собираетесь обходиться?
– Ну просто все надо делать постепенно. Не надо никого так вот сразу ошарашивать. Тут уже есть некоторый план, поскольку, например, 2013 год – это год Бриттена. Ну вот как-то так, постепенно. А что касается классики, то я из тех, кому не нравится, когда Фигаро одет в костюм хоккеиста или Кармен выходит в джинсах. Это не значит, что все должно быть аутентично. Все возможно, но во всем должен быть смысл, и у меня должен быть ответ, почему Кармен в джинсах. Мне надо просто знать. И если я пойму, тогда и у зрителя не будет вопросов. Но если это просто для того, чтобы было круто, тогда извините.
– Я все время возвращаюсь к слову «помочь». Как вы считаете, а может ли этот театр помочь вам?
– Как бы это банально ни звучало, но – в развитии. Я учусь вместе с ними. А вообще, та команда, которая есть в театре, просто замечательная. Это сказка – работать вместе с людьми, которые соображают про суть дела, у которых нет равнодушного отношения: «Как скажете, так и сделаем».