– У вас есть традиции по празднованию Нового года?
– В последнее время я в Новый год, как правило, работаю. По-моему, это прекрасная традиция для артиста – проводить праздник на сцене. Это показатель востребованности, так что надеюсь, что эта традиция продлится для меня как можно дольше. А отдохнуть можно и в январе.
– А много ли новогодних шуток приходится выслушивать в связи с псевдонимом?
– Увы, да. Мне это не очень нравится, потому что все смешные шутки на эту тему кончились в первые три-четыре года. Меня шутками удивить сложно, потому что я капризная в плане юмора. Но аллергии на Новый год у меня нет – желание людей выделиться и смешно пошутить на самом деле круглогодично. Новый год я все равно люблю, мне хочется верить в чудеса, верить в Деда Мороза, получать подарки и хотя бы немножечко побыть ребенком.
– Были ли запоминающиеся подарки?
– То ли у меня с памятью плохо, то ли я обидеть никого не хочу… В общем, все подарки мне дороги, но я ни один из них не помню.
– А в детстве?
– В детстве обнаружить под елкой подарок было сродни какому-то чуду. Даже в тяжелые времена для нашей семьи, когда денег не хватало, подарки у меня были всегда. Это могла быть книга или конфеты, но все равно – все воспринималось как самый дорогой сюрприз.
– А вы для родных сюрпризы устраиваете?
– Сейчас для них самым приятным сюрпризом является мой приезд домой. В эти праздники много работы, и я смогу приехать в Ужгород и устроить родителям Новый год только 5 января.
– Снегурочкой приходилось быть?
– Да. Я долгое время была в детском саду на утренниках Снежинкой, а потом меня однажды повысили до Снегурочки (смеется).
– Можно сказать, что новогодним подарком для ваших поклонников стал выход пластинки. По вашему ощущению, на этом диске будут песни, сравнимые с хитом «Прованс» по влиянию на аудиторию?
– Там есть песни, которые мне очень нравятся, а это гораздо важнее. Когда при записи человек начинает думать о хитовости или перспективах переплюнуть другую песню, из этого ничего путного не получится. Делая «Прованс», я тоже не рассчитывала на то, что он взорвет умы человечества, я просто экспериментировала. Невозможно просчитать формулу успеха песни – можно лишь предположить, но не более того. И то я считаю, что тогда это в чем-то перестает быть честным. Мне кажется, что песня может выстрелить и зацепить кого-то только в том случае, если она безумно цепляет прежде всего тебя. Тогда эта магия может перейти и на слушателя. А на новом альбоме – все песни мне родные и многое для меня значат.
– Сейчас считается, что пластинки вообще не обязательно выпускать – они сразу утекают в Интернет, и заработать на них невозможно.
– Так и есть. Но пока существует CD-формат, мне бы не хотелось им пренебрегать. Естественно, на следующий день все будет в Интернете, но ведь остаются люди, которым хочется подержать диск в руках, посмотреть фотографии. В конце концов, мне приятно подарить этот альбом кому-то – живой и настоящий, а не в виде какого-то файла. Плюс это какой-то этап в творчестве: приятнее шагать от альбома к альбому, чем от сингла к синглу. Я во многом очень старомодна.
– «Прованс» вызвал волну пародий, переделок. Что-то из них вам понравилось, развеселило?
– Много чего развеселило (смеется). Хорошо, когда над твоей песней ржут. Причем первые переделки этой песни мы делали сами. К сожалению, самые удачные из них озвучить я не могу, потому что там нецензурная лексика.
– Было также много статей, исследований по поводу того, о чем эта песня – то ли об аэрофобии, то ли о том, что «пора валить из страны». А какой смысл вы в нее вкладываете?
– Я считаю, что эта песня – об ощущении внутренней свободы. Все мы от чего-то зависим – от работы, от места жительства, от родных. И очень важно в какой-то момент почувствовать себя абсолютно независимой, даже просто придумать себе, что в любой момент можно поднять задницу и свалить куда хочешь. Потом, возможно, придется вернуться к своим обстоятельствам, к своим условностям, но вот сейчас – могу! Но вообще я не понимаю, что такого в этой песне, зацепившей огромное число разных людей. Я читала эти исследования, это очень приятно. Видимо, есть в «Провансе» что-то магическое. Вообще там, как и во многих моих песнях, много самоиронии. Когда человек слишком серьезно к себе относится, это попахивает клиникой.
– Есть ощущение, что в ранних песнях иронии было больше: «Девочка в маленьком «Пежо», «Девочка-студентка» – это был какой-то стеб, игра в шоу-бизнес, а «Прованс» – это уже настоящий большой поп-хит.
– Вот и хорошо, было бы странно топтаться на одном месте и не предпринимать попытки сделать шажок вперед. Это нечестно по отношению к себе и своим творческим амбициям.
– Отечественный хип-хоп сейчас на большом подъеме. Вам эта культура близка, вы остаетесь в ней или уже двигаетесь в сторону шоу-бизнеса, гламура?
– По своей натуре я никогда не буду ближе к тому гламуру, которым сейчас принято обзывать все, что блестит и шуршит. Хип-хоп-культура будет мне близка, пока она будет меня «качать». Да, я становлюсь популярным персонажем, и в этом нет ничего страшного для меня. Диссонанса у меня это не вызывает, но рэп по-прежнему всегда у меня в плеере. В моей жизни вообще нет ничего негармоничного. Мне кажется, я в том возрасте, когда уже нужно находить гармонию с собой.
– А когда не получается?
– Надо стараться. Не может не получаться просто так – не получается, когда ничего не делаешь. Нужно любить себя, ладить с собой. Не получится дружить с миром, если нет мира внутри. Это не проповедь, это истина, которую мне папа объяснял, еще когда мне было четыре года. Надеюсь, мои поклонники разделяют эту философию – по крайней мере я им частенько об этом напоминаю.
– Почему несколько лет назад вы из Ужгорода отправились за популярностью не в Киев, а в Москву?
– Я долго размышляла на этим вопросом, но ответ прост: если бы мне тогда позвонили из Киева, я скорее всего отправилась бы туда. Но предложение поступило из Москвы. На самом деле странно, что я поехала: для меня тогдашней это совершенно нехарактерный поступок. Я всего боялась, во всем сомневалась, колебалась в правильности решений…
– А по имиджу не скажешь: казалось, что вы такая решительная и даже в чем-то безбашенная.
– Это то, кем я являлась и являюсь на сцене, где человек забывает о комплексах, о сомнениях. На сцене сомневаться нельзя, людей в зале не обманешь. Сцена очень лечит, и не только головные боли: сцена, как психолог, помогает разобраться в себе, избавляет от огромного количества комплексов, заставляет поверить в себя.
– На Западной Украине не посчитали вас предательницей из-за того, что вы уехали в Москву?
– Если кто-то так считает, я никогда не буду его переубеждать. Значит, они думают, что надо было остаться в Ужгороде и даже не попытаться воспользоваться шансом реализовать свою мечту. Шанс пришел на блюдечке и сказал: «Лиза, возьми меня!» Кто-то думает, что нужно было отказаться? Что ж, это его право. Я считаю иначе, но свою точку зрения навязывать не буду.
– На вас как-то отражались шероховатости в отношениях между Россией и Украиной?
– Может быть, в первое время на таможне я себя очень неловко чувствовала, но не более того. Я против конфликтов, тем более что украинцы, русские и белорусы – три самых родных народа. Все из одного теста. Нет такого человека в Воронеже, у которого не было бы двоюродной бабушки под Житомиром (смеется). Простым людям конфликтовать из-за какой-то границы, которую кто-то когда-то прочертил, по меньшей мере глупо.
– Вы уже считаете себя москвичкой?
– Я житель земного шара. Чем чаще я пересекаю границы, тем больше понимаю, что это условность. Мне одинаково хорошо везде, потому что я люблю жизнь, и мне нравится то, что со мной происходит. Я дома и в Москве, и в Ужгороде. Зачем лишать себя какой-то родины? Я каждый день восхищаюсь Ужгородом, где родилась. Каждый, кто там побывал хоть разочек, начинает понимать, почему я брежу этим городом. Москва – город, который дал мне возможность реализовать мою главную мечту. Поэтому я не буду ругать ее, несмотря на все недостатки.
– Вам поступали предложения об участии в предвыборных концертах - в России или на Украине?
– Может, и предлагали, но я не особо жалую такие вещи. Никогда не скажу со сцены: «Голосуйте за того-то!», потому что плохо разбираюсь в политике. Я могу принять участие в концерте, организованном какой-то партией, чтобы спеть песни и пообщаться с публикой, но там не должны звучать призывы голосовать и не должна висеть политическая символика.
– То есть вы можете не знать фамилию президента, для вас главнее сохранять внутреннюю гармонию и содержать в порядке свою планету?
– Ну, я не настолько, конечно, житель Марса (смеется), насколько вы сейчас описали. Я знаю, что происходит, но считаю, что в политику мне ввязываться… рановато. И еще много лет будет перманентно рановато.
– Приходилось ли вам выступать на корпоративах у крупных чиновников – вроде того, что был так красочно описан в блоге Натальи Ветлицкой?
– Такой жести жестокой, как у нее описано, вроде не было. Какие-то корпоративы у меня, естественно, есть, но для меня они являются такими же концертами, где зрители так же поют мои песни. Может быть, сначала мне было немного неуютно, но это зависело только от моего отношения к происходящему. Потом я убедила себя, что сцена есть сцена, а любые зрители одинаково хотят расслабиться и отдохнуть.
– К вопросу о том, что вы «человек земного шара». Думали ли вы о том, что с вашими вокальными данными можно рассчитывать на успех и на Западе?
– Мне хорошо в том месте, где люди думают на том же языке, что и я. Если поступит предложение съездить в гастрольный тур, я с радостью соглашусь, но перебираться и записывать англоязычный альбом… Во-первых, я не настолько сильна в английском, скажу вам по секрету. Во-вторых, одну песню, которая мне понравится, записать можно было бы, но предпринимать эти шажки специально, с расчетом на какую-то будущую выгоду (смеется), мне не хочется. По отношению к мировому шоу-бизнесу наш находится на уровне песочницы, и тешить себя надеждами, что я сейчас поеду и всех там быстренько покорю… Там и без меня нормально. Надо понимать, что если мы туда едем, то выступаем для русской диаспоры, не более того. Я воспринимаю ситуацию адекватно. Так что, если я вдруг соберусь затмить Бейонсе, мои друзья меня где-нибудь закроют и будут чайком горячим отпаивать.
– Сами пока не сочиняете песни?
– Не-а. Вот до этого я еще действительно не доросла, но я думаю, что когда-нибудь дорасту. Я уже допрашиваю с пристрастием коллег, которые сами пишут себе песни: как они это делают, откуда это приходит? Думаю, что однажды я напишу свою песню. Понимаете, мне бы не хотелось сочинять какую-нибудь чепуху про дождик по лужам; это я и сейчас бы могла сесть и написать. Я надеюсь написать хорошую взрослую песню, которую было бы не стыдно показать людям.
– Сейчас для вас на первом месте работа, или вы уже задумываетесь о семье, детях?
– Я о многом задумываюсь, но не все свои мысли считаю нужным озвучивать. Какая-то часть жизни все-таки должна быть скрыта от посторонних глаз. Именно поэтому немногие знают о моей личной жизни, и я предпочитаю, чтобы так было всегда.
– Как вы относитесь к благотворительности? Удается ли этим заниматься или вы предпочитаете это не афишировать?
– Я считаю, что надо призывать людей делать добро, не забывать о том, что вокруг есть люди, которым гораздо хуже, чем нам. Но я против того, чтобы делать сюжеты о классной звезде, которая везет телевизор детям в приют. У меня был недавно очень неприятный случай: я договорилась приехать к деткам и очень просила организаторов, чтобы там не было прессы, но потом все равно появились статьи, как Ёлка учила детей жизни. Поэтому я очень осторожно отношусь к благотворительности, прекрасно понимая, что многие люди просто прикрываются этим. Я стараюсь иметь дело только с проверенными фондами, которым лично доверяю, зная, что они отчитываются за каждую копейку. А пиар на благотворительности мне не нужен.
– Если спросить иначе: кому нужно помогать в первую очередь? Старики, больные дети, бездомные животные – вам кого жальче?
– Мне всех жальче. И кошечку, и собачку, и ребенка. Когда ты видишь, что человек прожил долгую жизнь и наверняка сделал много хорошего, а теперь стоит перед тобой с протянутой рукой, жальче, конечно, его. Когда ты приходишь к больницу к тяжелобольным детям, жизнь твоя делится на «до» и «после». Все твои проблемы, которые казались глобальными и неразрешимыми, просто превращаются в прах. Ничто не проблема, пока ты жив и здоров. Эти дети борются, они так любят жизнь… И они заслуживают гораздо большего, чем борзые, заплывшие жиром, пресыщенные взрослые, которых надо уговаривать съесть фуа-гра. Мне жалко всех. Я за то, чтобы мы почаще смотрели по сторонам – рядышком может оказаться кто-то, кому нужна наша помощь. Речь не обязательно идет о тысячах тысяч. Если они у тебя есть, поделись, а если нет, достаточно иногда просто поехать в детский дом, принести игрушку и пообщаться, поиграть с ребятами. Или завезти в кошачий приют десять мешков корма.
– Мечта и цель – это одно и то же?
– Для кого-то да, потому что эти понятия стоят рядом. Но цель – это нечто прагматичное, а мечта – более романтичное. Я бы хотела как можно дольше оставаться романтиком. Приятнее идти к мечте, чем к цели. Главное, что я знаю направление.
| Справка
|