Директор Центра по изучению России Игорь Чубайс

– Вы много лет занимались поиском общенациональной объединяющей идеи для России. В чем она, на ваш взгляд?

– После распада Советского Союза перед нами были три варианта правил – мы могли жить по-российски, по-неосоветски или, отказавшись от всей своей истории, побежать за Западом. Сейчас власти реализуют идею винегрета – утром мы российские (реабилитировали Николая II), днем – антироссийские (станцию метро «Войковская», названную в честь убийцы императора, переименовывать нельзя), в полдник – советские (никакого голодомора в Украине не было), к вечеру – антисоветские (Катынь – страшное преступление Сталина и его приспешников). А еще мы – западные (Россия фактически ассоциированный член НАТО, через нас идет военный транзит в Афганистан) и антизападные (Абхазии и Южной Осетии поможем отделиться от Грузии, рвущейся в НАТО).

– А как надо?

– Сначала надо признать, что СССР – это не продолжение России, существовавшей до 1917 года. Это разные государства, как ФРГ и Третий рейх. Большевики нещадно эксплуатировали рабочих и крестьян, ввели в стране тотальную цензуру и кормили госаппарат через закрытые распределители. А название «СССР» означало, что это государство может быть где угодно: в Европе, в Азии, в Антарктиде. Но близость по любви и изнасилование – вещи разные. Единство человечества на комидеологических, тоталитарных принципах – это абсурд.

– Но часть россиян по СССР ностальгируют. Вот руководство страны и лавирует, чтобы всем угодить.

– Нельзя путать плюрализм и шизофрению. В обществе всегда существует согласие по ключевым позициям (без этого нет самого общества) и широкая дискуссия о деталях и тактике (потому и нужна многопартийность). А мы пока не согласовали ответ на важнейший вопрос: СССР – это наше высшее достижение или страшная катастрофа? Представьте, что в Германии продолжалась бы дискуссия: Гитлер – хороший парень или негодяй? Пока вы не разобрались в своем прошлом, вы совершенно не способны двигаться в будущее. Когда ваш сын идет в армию и его бросают в Дагестан воевать с террористами – какую Россию он защищает? Россию бомжей, олигархов, компартии, Императорского дома, коррумпированной бюрократии?

– Бомжи и олигархи в любой стране есть. И компартия – во многих. И коррумпированные чиновники везде есть, и наркоманы. Там что защищают те, кто идет в армию?

– Во всех странах все есть, но существует еще и понимание того, что такое норма, а что – болезнь. Например, в Европе норма, чтобы 10% самых богатых получали в шесть-семь раз больше, чем 10% самых бедных. А у нас они получают в сотни раз больше! У нас нет никаких правил, и болезнь приравнена к норме.

– Все-таки что идет защищать парень?

– Правящую номенклатуру, бюрократический аппарат.

– Может, это и есть наша идея? Что Россию от распада удерживает именно бюрократия, а больше ничего нас не связывает.

– Человек, сломавший ногу, ходит в гипсе, но ждет, когда его можно будет снять. Нам же предлагают постоянно ходить с гипсо-номенклатурной прокладкой, не допуская срастания системы ценностей. Такое государство очень недолговечно и в любой момент может обрушиться. Государство сильно тогда, когда общество одухотворено и вдохновлено ценностями, правилами, которые являются собственными, органичными, российскими. У нас эти правила расшатывают. Поэтому наша интеграция – остаточная, и опасение, что Россия может развалиться, испытывает любой думающий человек.

– Насколько вообще реально объединить Москву, Чечню и Дальний Восток?

– Так они и были объединены. Никто не хотел уходить. Столетие назад даже Финляндия, Балтия стремились только к автономии, но никак не к отделению. Если вы строите большой дом, на первом этаже делаете магазин, а в подвале – гараж, дом не только не перестает быть жилым, напротив, в нем всем удобно. Многомерность Российской империи скреплялась общенациональной идеей и всех устраивала. А теперь нам нужно преемство с той, исторической Россией. Именно по этой логике действовали страны Восточной Европы. Они вернули конституцию, которая была до прихода большевиков.

– Нам тоже надо вернуть дореволюционную конституцию и Романовых на царство?

– Можно вернуть хотя бы исторические названия городов и улиц. Более того, надо понять, что российское – это наше, а советское – это катастрофа, что все высшие достижения – в исторической России. Конечно, в той России были ошибки и просчеты, но в целом это была удивительно успешная страна. В СССР же были определенные достижения, но в целом это совершенно ненормальный, не жизнеспособный режим.

– В царской России половина были неграмотны, а в СССР создали промышленность и запустили человека в космос. Это не успехи?

– Конечно, за 70 лет нельзя было устоять на месте даже при большом желании. Но вот успехи той России в начале прошлого века: 40% мирового агроэкспорта, зарплата русских рабочих – самая высокая в Европе, жизненный уровень – как в весьма развитой тогда Испании, демографический рост – 1,5% в год. Дмитрий Менделеев прогнозировал, что к 1930 году Россия выйдет на первое место в мире по ВВП. А сегодня мы вернулись в XVIII век – живем за счет экспорта сырья, причем власти неспособны даже организовать его переработку. Это – не развитие, а самопожирание и раздолье для коррупции.

– До 1917 года коррупции не было?

– Не было. После февральской революции 1917 года была создана комиссия, которая проверяла работу царских министерств. Проработав полгода, они убедились: никакой коррупции не было.

– Чем вас не устраивает западный путь, где люди хорошо живут?

– С чего вы взяли, что там хорошо живут? Я недавно был во Франции и разговорился с гидом. Ее слова «удрала бы отсюда, куда глаза глядят. Только некуда – везде одно и то же». Жизнь у них, несомненно, обеспеченная, богатая, но ведь «общество потребления» – это тупик. К тому же все уже поняли: следующее поколение будет жить хуже. Добавьте конфликты с мигрантами и очевидный кризис демократических ценностей. Плюс кризис семьи. Имейте в виду и то, что западные люди не рассказывают нам о своих проблемах. Там принято делиться только с близкими друзьями. Добавьте такие детища демократии, как парады секс-меньшинств, однополые браки, наркотики...

– Что вы предлагаете взамен демократии?

– Вернуться к ситуации, когда высшей ценностью является мораль – те правила, которые позволяют сохранять жизнь как таковую. А уже потом следует демократия, которая может ее развивать. Демократия действует до тех пор, пока она не нарушает нормы морали. Устраивать в Музее Сахарова выставки, высмеивающие православие и другие традиционные и общепризнанные нормы и ценности на том основании, что «я свободен и имею право», – это абсурд. На Западе во многом ушли от морали, и главным регулятором стало право. Некоторые думают: «Как далеко они продвинулись!» На самом деле это слабость западной культуры. Если человек совершает аморальный поступок, не надо собирать двенадцать присяжных. Все и так ясно. А у них заседатели будут полгода спорить, то ли Стросс-Кан насиловал, то ли его.

– Давайте к целостности России вернемся. В какой мере границы нашей страны естественные?

– Границы менять нельзя. В СМИ запущена формула, что все империи распались, а Россия – империя. Но распад России никак не следует из исторической логики. Из нее вытекает целостность и единство страны. Распадаются те империи, в которых народы делятся на первый, второй и третий сорт, как в Британской империи. А в России все народы были на равных.

– Но людей с неславянской внешностью полиция останавливает чаще.

– Нынешнее состояние страны – болезнь, а не норма. Того, что возникло в последние годы, не было никогда раньше. Сегодня и русские государствообразующим народом не являются. Не существует таких каналов, которые позволили бы русским управлять страной. Правит страной номенклатура. И единственная политика, которая проводится, – это политика самосохранения номенклатуры. Наши соседи в Восточной Европе 40 лет жили под красным террором, но у них осталось поколение людей, которые могли рассказать, как было до того. У нас таких людей не осталось.