Чтобы чиновнику военно-судебного ведомства, каковым был Навроцкий, в 52 года выйти в отставку в чине генерал-лейтенанта, надо было и ревностно относиться к службе, и не особенно ею дорожить.
Похоже, крайности его вообще привлекали. Он мог исполнять властную должность губернского военного прокурора или судьи столичного военного округа – и ездить в отпуск послушником на остров Валаам.
А литературная карьера перевешивала в его глазах все успехи на ниве судебного делопроизводства. Он писал романы, стихи и в изобилии исторические драмы.
Узнав, что Навроцкий будет на личные деньги издавать журнал «Русская речь», Ф.М. Достоевский предположил, что тот «решился даже рискнуть капиталом, чтоб видеть собственные свои сочинения в печати». Издатель не обманул ожиданий: в приватном журнале он поместил, в частности, несколько пьес («По-следняя Русь», «Крещение Литвы», «Иезуиты в Литве»).
Казалось бы, Навроцкий мог рассчитывать на снисхождение цензуры. Но из его сборника «Волны жизни» она вынула три рассказа. Сборник стихов «Картины минувшего» был арестован и вышел в свет только после замены нескольких страниц. И все-таки Навроцкий ухитрялся быть и стражем порядка, и поощрителем беспорядков как автор песни «Утес Стеньки Разина», которую радикальное студенчество почитало русской «Марсельезой». О подобной противоречивости русской натуры писал Максимилиан Волошин: «…В комиссарах – дурь самодержавья, Взрывы революции в царях». Сложность человека порой лишь признак разноталантливости и многозаложенности.
Волжский утес, до вершины которого добрался «из людей лишь один», сродни гоголевскому Днепру, до середины которого может долететь только «редкая птица». Сходство это – в близости к фольклорным корням. Сам Навроцкий рассказал, что в «Утесе» использовал народное предание, которое услышал на Волге от рыбака-крестьянина.
Утес Стеньки Разина
|
* * * По Руси гремят железы (кандалов был псевдоним), ну а автор «Марсельезы» – нашей, русской – невредим. Он что ни на есть народный, в песнях подлинный бунтарь – вицмундирнейший Навроцкий, его ценит государь. Был военным прокурором и военным был судьей, а вот сам ни приговором не затронут был судьбой. Автор дерзкого «Утеса» был немножко пожурен, лишь откашлялся, утерся и – на отдых в Ланжерон. Пока пели радикалы его песню, и не зря, – поднимал с «Клико» бокалы он за батюшку-царя. Пока дергал бес поляков рушить строй имперский наш, поощритель беспорядков был порядка верный страж. Що сие було? Двуличность? Тут язык попридержи. Может, просто безграничность трехславянистой души? Я и сам из трехславянства, и в глазах плывут круги. Три души во мне слоятся. Матка Боска, помоги! Это сложная начинка – таковой триумвират. Помогает лишь немчинка голову не потерять. А у Волги на откосе упаду в песок, в траву и от песни об утесе вдруг возьму и зареву. Е.Е. |