Posted 1 марта 2011, 21:00
Published 1 марта 2011, 21:00
Modified 8 марта, 06:31
Updated 8 марта, 06:31
До сих пор не утихают споры о том, зачем ему это было нужно. Ведь пустые полки магазинов, километровые очереди за водкой, озлобленность и раздражительность – все это появилось уже потом, при нем. А тогда, весной 1985-го, все выглядело, казалось, пристойно. Особенно если не знать другого. Да, застой. Да, дефицит. Да, полстраны забыло вкус мяса. Да, выборы без выбора. Но ведь так было и пять, и десять, и двадцать лет назад. Все привыкли, считали это нормой, да еще и благодарили партию и правительство. Некоторые до сих пор ностальгируют. А ему 54 года – расцвет политика. Он на самой вершине никому и никак не подконтрольной власти, а перед ним, вернее – под ним, огромная страна. Не трогай он ничего, лично ему, родным и близким хватило бы до сих пор, и еще надолго бы осталось.
В 1990-м режиссер Говорухин снял документальный фильм о перестроечной действительности с ее нищетой, общественными пороками и кризисом государственной системы, назвав его «Так жить нельзя».
Горбачев, похоже, пришел к такому же выводу по крайней мере на пять лет раньше, когда еще ничего не предвещало перемен. Пришел, стремительно пройдя вверх по всем ступеням крутой партийно-государственной лестницы и лично убедившись, что все они гнилые. Революции он не хотел, искренне надеясь, что систему можно реформировать, перестроить. Оттого и избегал не только резких движений, но и излишне смелых, как тогда казалось, слов. Поэтому зарождавшая свобода слова называлась у нас гласностью, многопартийность – плюрализмом мнений, а попытка реформировать экономику с упором на обрабатывающие отрасли, в первую очередь машиностроение, – ускорением. Эвфемизмов было много. Как и опасений. Последние, как выяснилось в конце лета 1991 года, были не напрасны.
Но к тому времени процесс уже «пошел», и обычные проявления нормального человеческого общества мы научились воспринимать как норму. А в первые перестроечные годы любая, по нынешним меркам, мелочь воспринималась как чудо. Первый частный (с ума сойти!) ресторан на Пречистенке (тогда еще Кропоткинской улице) – переворот! Кооперативы – революция в экономике! Публикации в толстых журналах, кино с полки – потрясение основ! Легальный советский рок – удар по мозгам! Дискуссии в прессе – подкоп под устои! А когда в 1986-м на XXVII съезде КПСС (величественные решения которого, конечно же, – в жизнь) Михаил Горбачев заговорил о возможности реформирования избирательной системы, рассказывают, что некоторые делегаты чуть не попадали в обморок. А толпа требует: «Еще чуда!».
Думаю, ему это нравилось. Хотя, конечно, не все. Зато ничего даже издали похожего на восторг не испытывала большая часть его окружения. Вспоминается пресс-конференция, на которой тогдашнего главного партийного идеолога Вадима Медведева спросили: «Когда в СССР будут опубликованы произведения Солженицына, включая «Архипелаг ГУЛАГ»?» Ответ был предельно короток и ясен: «Никогда». Ошибся идеолог. Интеллигенция была тогда за Горбачева. Это потом, после крови, пролитой в Вильнюсе и Тбилиси, она от него отшатнулась. Нередко говорят, что первого и единственного президента СССР больше любили на Западе, чем в своей стране. Просто за границей он был кремень, а дома давал себя слишком много бить. И тем, кто требовал более радикальных и быстрых перемен. И тем, кто этих перемен на дух не переносил. А многим это не нравилось – тоска по сильной руке у нас неизбывна, как и желание получить все и сразу. Отвечать на это встречным битьем и репрессиями, охотой на ведьм в партии и государстве, мощным закручиванием гаек было для него немыслимо: зачем же тогда он все это затеял, если станет таким же, как они?
Ответа на вопрос, что было бы, если бы не было путча в 91-м, мы никогда не получим. Возможно, получился бы некий китайский вариант. Возможно, в результате эволюции мы стали бы нормальными людьми. Возможно, было бы еще хуже. Что теперь гадать, когда уже вышло так, как вышло. Михаил Сергеевич шел от противного: он знал, чего стране не нужно ни в коем случае. И имел перед собой цель – вывести ее из материальной и моральной нищеты и убогости в мир демократии и «общечеловеческих ценностей». Предаваемый и проклинаемый, с пути не сворачивал, хотя и увлекался маневрами. И сдвинул омертвевшую глыбу, которая казалась незыблемой. Впервые за 70 лет мы сами на себя и на Западе на нас стали пытаться смотреть как на людей, и не на винтики, не боясь, не держа в кармане фигу.
Горбачев вывел страну из летаргического сна, который реально грозил ей клинической, а потом и настоящей смертью. Она выжила, хотя и раздробилась на несколько государств, потому что он задал вектор движения. И России, и ее нынешним соседям. Не путь, а именно вектор. Идти можно быстрее или медленнее, сворачивать налево или направо, останавливаться и, увы, даже возвращаться назад. Но в какую сторону шагать, уже ясно. Даже тем, кто до сих пор не признает за Горбачевым никаких заслуг. Он был предтечей – слава достается последователям. Но свою страницу в истории он написал – не вырубишь топором. С юбилеем Вас, Михаил Сергеевич.
Что сделал Горбачев для современной России?