– Оскар Борисович, 90-летний юбилей будете отмечать, как и в 2006-м, с творческим вечером?
– Очень хотел бы собрать всех своих друзей, но на этот раз не получится. Видимо, сделаю это позже, так как сейчас я только восстанавливаюсь после болезни.
– Ваш сын пианист Владимир Фельцман – редкий в России гость. А сегодня приедет поздравить вас?
– Да, для этого Володя выкроил время в своем плотном гастрольном и преподавательском графике.
– Вы как отец, довольны творческими достижениями сына?
– Я благодарю Бога и судьбу, что Владимир не только талантлив, но и приобрел такое грандиозное исполнительское мастерство. Он, кстати, записал на диски всего Баха. Моя супруга Евгения Петровна, с которой мы прожили 60 лет, денно и нощно – как мама и как музыкант – занималась с ним, создавала необходимые условия для развития его таланта. В СССР он не мог полностью раскрыть свой потенциал: ему ставили всяческие препоны, за границу на серьезные фестивали выпускали крайне редко, а для пианиста это потеря хорошей формы. Вот почему в 1986 году он уехал работать в США. Теперь он – профессор Нью-Йоркского университета, признан одним из самых выдающихся пианистов мира. В сыне мое продолжение... Его музыкальная душа несет дальше частицу моей души.
– А кто помог раскрыться таланту вундеркинда Оскара Фельцмана, ставшего композитором уже с пяти лет?
– Мой отец – хирург, специалист по костному туберкулезу и лучший одесский ортопед – был профессиональным пианистом. Но в начале ХХ века «пианизм» не являлся доходной профессией, и он стал врачом, что тоже было нелегко, т.к. евреев старались не брать на медицинские факультеты. Поэтому, чтобы окончить университет, он стал лучшим студентом и получил золотую медаль. Про папу говорили: «Боря Фельцман – лучший врач среди пианистов и лучший пианист среди врачей». Он любил меня и любил музыку и делал для моего развития все возможное, хотя денег дома часто не хватало. Мама, посвящая мне свободное время, помогала раскрываться дарованию. И когда мне исполнилось пять, отец отвел меня в знаменитую музыкальную школу Петра Столярского на Приморском бульваре. Через две недели занятий на скрипке я заявил: «Не хочу стоять – устал!» Столярский мгновенно отреагировал: «Садись за рояль». С тех пор играю сидя. Дома, вместо положенных гамм и этюдов, я импровизировал, упрашивая бабушку не выдавать меня родителям. А когда в Одессу приехал Шостакович, ему сообщили: «Вот шестилетний мальчик, который пишет музыку». Дмитрий Дмитриевич, прослушав меня, сказал: «Из него получится хороший композитор». Потом мы с ним были очень дружны.
– Говорят, вы родились на той самой Малой Арнаутской улице, где, согласно «Двенадцати стульям», делается вся одесская контрабанда?
– Это шутка Ильфа и Петрова. На этой улице, неподалеку от квартиры Файнзильбергов (настоящая фамилия Ильи Ильфа. – «НИ»), находилась мясная лавка купца Остапа Бендера, чьим именем сатирики и наделили своего героя. А вообще это очень спокойная, хорошая улица. Как и сам город. Одесса дала России, да и миру огромное число знаменитостей: писателей, актеров, певцов и музыкантов.
– Известно, что представители власти и чиновники от музыки в СССР травили вас за песню «Ландыши»…
– После первого же исполнения Геленой Великановой «Ландыши» запела Москва, а потом и весь СССР. А через две недели уже и Болгария с Японией. И тут ЦК объявил «Ландыши» примером пошлости. На периферии же по просьбе секретарей обкомов я исполнял именно «Ландыши». Вот вы смеетесь, а дошло до того, что меня обвинили в растлении малолетних, так как при поступлении в музыкальную школу на вопрос о самой любимой песне дети отвечали: «Ландыши». В том же 1957-м министр культуры Михайлов устроил мне экзекуцию за песню «Черное море мое» из фильма «Матрос с «Кометы». Ему вторил хор из партфункционеров и, к сожалению, известных композиторов. На защиту встал лишь Рубен Симонов. Но есть на свете Бог, помогающий тем, кто действительно работает. За два дня до запуска первого искусственного спутника Земли – 2 октября 1957 года – позвонили из редакции «Доброго утра», попросив срочно написать песню о космосе. Продиктовали стихи Владимира Войновича. Минут за пять я сочинил музыку, песню записали в исполнении Владимира Трошина. Запуск спутника стал мировой сенсацией, и все радиоэфиры сопровождались «14 минутами до старта». Потом Гагарин настоял на том, чтобы его выступления по радио и на телевидении сопровождались именно этой песней. Павел Попович и Андриян Николаев в августе 1962-го спели ее в космосе. И в довершение всего в день встречи космонавтов Хрущев с трибуны Мавзолея запел: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». Много было абсурдного… Когда в 1948-м я вступил в Союз композиторов, большое внимание там уделялось изучению марксизма-ленинизма. Вот такой маразм. Так как я не проявлял в этом глубинных знаний, то был вызван на ковер к главному идеологу СК Дмитрию Кабалевскому. «Что вам непонятно в вопросах марксизма-ленинизма?» – спросил он. Не отдавая себе отчета в том, что говорю, я выпалил: «Мне непонятно все». К удивлению, я остался на свободе. Видимо, Кабалевский пожалел меня, хотя впоследствии запретил мои оперетты «Суворочка» и «Шумит Средиземное море» за «излишнюю серьезность» и «разрушение комедийного жанра». С 1952 по 1972 год музыкальные театры боялись сотрудничать со мной.
– Редактор Всесоюзной студии грамзаписи Анна Качалина рассказывала, что вы специально прилетали в Варшаву ободрить попавшую в страшную аварию Анну Герман и подарить ей песню «Двое». Кому из сегодняшних исполнителей Фельцман может сам предложить песню?
– Отвечу так: в последнее время пишу только для Иосифа Кобзона. А «женских» песен, после смерти замечательной Валюши Толкуновой, пока не пишу. Ныне с ужасом смотрю на так называемых композиторов, которые даже клавир не могут написать – за них это делают другие, как в свое время Ян Френкель проделывал такую работу для узбекских и казахских акынов.
– Судьба какой вашей песни была самой удивительной?
– Навскидку, возможно, «Помнят люди». Поэт-фронтовик Евгений Долматовский создал стихотворение на основе достоверного факта. В оккупированной Белоруссии фашисты поймали нашего разведчика (грузина по национальности) и повели на расстрел. К ним бросилась местная девушка с криком: «Отпустите моего младшего брата!» Так она спасла незнакомого человека. Написав мелодию, я отдал песню выдающейся и неповторимой Людмиле Зыкиной, и она проникновенно исполнила эту балладу на «Песне-77». Зыкина буквально прожила каждый куплет и последние строки:
«Ничего о них мне больше не известно,
Но о брате и сестре сложили песню.
Может, в Грузии ту песню он услышит
И письмо ей в Белоруссию напишет».
И представляете, через год нашелся тот разведчик! Он жил в Тбилиси и услышал песню в исполнении любимой певицы. А спустя полгода откликнулась и женщина из Белоруссии… Наша общая встреча, состоявшаяся в Грузии, была радостной, трогательной и душевной.
– Вы родились при Ленине, пережили всех генсеков, видели трех президентов России…
– Вроде бы долго живу, но в то же время и мало. Я уже не раз говорил, что каждый день моей жизни трудный, а все вместе – прекрасные. После перестройки наша страна стала другой – более свободной и более интересной. Стало комфортнее работать. Но никто не ожидал, что будет полнейшая перестройка... Думаю, что я еще сделал немного и многое еще могу сделать. Есть творческие планы, но пока не хочу открывать секреты. Сегодня мне так же интересен каждый день. И радует, что Россия еще богата добрыми людьми.
| Справка
|