Выше всего поэзию Ратгауза ценил сам Ратгауз. Составителю Критико-биографического словаря он отправил готовую заметку о себе, написанную им же, но, конечно, в третьем лице: «Поэзия его – поэзия неуловимых ощущений, тихой грусти и неги, и его более чем кого-либо можно назвать последователем Фета». Но беспочвенным самохвалом он не был, а способному человеку и малость похвастаться не грех, только чур – не чересчур.
Со студенческих лет Ратгауз щедро рассылал свои стихи людям, которые могли его поддержать. Просил поместить его сочинения в антологию. Не оставлял в покое известных композиторов. И, надо сказать, многого достиг. На музыку положены почти полторы сотни его стихотворений. Перед ним не устояли А.С. Аренский, Р.М. Глиэр, А.Т. Гречанинов, М.М. Ипполитов-Иванов, С.В. Рахманинов… Шесть романсов написал на стихи Ратгауза П.И. Чайковский.
Но даже музыка Чайковского не спасала хилые строки вроде этих: «Всё, что творится со мной, Я передать не берусь… Друг! помолись за меня, Я за тебя уж молюсь». И все-таки некоторые стихи Ратгауза музыка оживляла своим волшебным прикосновением в отличие от большинства сегодняшних текстов.
Внешние события мало занимали Ратгауза, но на Февральскую революцию он отозвался с восторгом: «Ликуй, народная стихия! Сбылись заветные мечты: Россия, светлая Россия, Теперь навек свободна ты!» Вскоре, однако, Ратгауз понял, что поторопился с обещанием вечной свободы. Исправляя ошибку, в 1921 году эмигрировал. С 1923-го жил в Праге. Тяжело болел, шесть лет пролежал в параличе и умер как раз в 1937 году, но, по счастью, в своей постели.
Казалось, он навсегда погребен в истории литературы. Но в одном из старых пражских альманахов я наткнулся на две очень сильные его строки: «И мы живем не силой мысли, А только силой кулака».
Увы, к страшным 1930-м годам в жизни России и к 1968 году в той же Праге их можно поставить эпиграфом. А дать точное, афористическое определение целой эпохи, да и отдельного исторического события, дорогого стоит. Уже за эти две строки Даниил Ратгауз, многим казавшийся почти безнадежным, хотя и милым графоманом, незаслуженно обласканным столькими композиторами, заслуживает и снисхождения, и памяти.
* * * Сократ, Платон иль Марк Аврелий, – Кому нужны вы в наши дни? У нас теперь иные цели, Нам далеки небес огни. Кругом тоска, кругом тревога, Страстей нас охватила сеть. Мы далеки теперь от Бога И не умеем вдаль глядеть. И тучи темные нависли, Вся жизнь – горючих слез река… И мы живем не силой мысли, А только силой кулака. <1927> |
* * * Я сам на себя так ругаюсь, что с вами связался, Ратгауз, – вы, право, отменно скушны. Но создал, во вкусе промазав, полдюжины сносных романсов Чайковский на ваши стишки. У гениев шаткие вкусы, и, словно безвкусные бусы, бренчали на шеях певиц романсы фальшиво-жемчужно, и так грациозно, недужно поклонницы падали ниц. Сейчас продолжается то же, лишь гениев нету, похоже, но, если стихи – ерунда, сбор может быть самым битковым, но слов не спасет и Бетховен, и даже певец Джигурда. Простите, коллега Ратгауз, но я перед вами раскаюсь за ваши всего две строки, и будьте ко мне не строги. Когда вы писали там, в Праге, быть может, предвидели вы ползущие по бумаге игрушки войны из Москвы. Двадцатые годы так мглисты, но впрок предрекали они позор от бессилия мысли и силу кулачной брони. Нет, музыка слов не спасает, дамоклово нависает, как мстящие облака. Спасенный чужими руками забудется наверняка. Спасенный двумя строками, поэт может жить и века. Е.Е. |