Posted 23 сентября 2010, 20:00

Published 23 сентября 2010, 20:00

Modified 8 марта, 02:15

Updated 8 марта, 02:15

Поэтесса Лариса Рубальская

23 сентября 2010, 20:00
Сегодня отмечает юбилей Лариса Рубальская – поэтесса, чьи песни давно вошли в репертуар Пугачевой, Киркорова, Лещенко, Аллегровой, Малинина и других исполнителей… При этом звездная болезнь ее совершенно не коснулась. Она открыто общается с поклонниками, без темных очков спускается в метро, а в интервью корреспонденту «

– В юбилей принято оглядываться назад: в вашей жизни были разные времена, вы сменили несколько профессий... А о чем вспоминаете с особой теплотой?

– Вообще, лучшим в себе я обязана книгам, как кто-то великий сказал. Моя жизнь в детстве, ранней юности не была такой наполненной разными событиями и встречами. И только читая книги, я попадала в неведомые страны, в разные приключения. Я ходила в кружок художественного слова в Доме пионеров. У меня был классный период, когда я выучила японский язык и отличалась от всех тем, что знаю его. Я вообще очень люблю быть не как все, выделяться. И потому стараюсь браться за то, что у меня получается. А то, что мне не удалось – я забываю. Японский язык – это моя удача. Он был моим кормильцем долгое время, я многое смогла увидеть, услышать, узнать, работая в японской газете и на телевидении здесь, в Москве. Японский язык открыл мне мир, я познакомилась с людьми, которые оказали на меня влияние. А сейчас настало то время, когда не на меня, а я влияю на кого-то или что-то.

– Сейчас многое решают люди, которые сами мало что знают, малоодаренные, малокультурные…

– Я об этом и говорю. Поэтому порой трудно кому-то доверять, лучше уж быть самому себе цензором и критиком. Хотя слово «цензура» – неправильное, его не хочется произносить. Но оно все время возникает в голове, когда видишь, как не хватает вокруг образованных людей, со вкусом. А если нет таких людей, то кто научит остальных?

– Вы думаете, что людей надо учить? Они сами не могут выбрать себе книгу, фильм, работу?

– Я сужу по себе. Лично мне надо, чтобы меня учили, подсказывали, советовали. Люди живут тяжело, и нужно им помогать, образовывать. На радио, телевидении должны быть такие передачи, а их теперь все меньше. Уровень образованности в обществе упал. Причем не сам упал, его понизили. Критерии стали другие.

– Хотите сказать, что раньше о развитии общества больше заботились?

– Мне кажется, да. Например, однажды я прочитала объявление о том, что идет набор на курсы японского языка. Это было так удивительно! Мама мне сказала: «Обязательно иди. Ты устроена так, что запомнишь все легко». Действительно, то, что многим давалось с трудом, я схватывала на лету. Как только начала немного понимать по-японски, меня тут же пригласили поработать переводчицей на международные спортивные соревнования. Потом я была гидом в одной японской танцевальной группе, которая гастролировала по СССР. Это помогло мне сначала найти работу в бюро японской телекомпании в Москве, а позже в московском представительстве газеты «Асахи». А сейчас выпускникам курсов пришлось бы много труднее.

– Японский язык изменил вас?

– Я довольно быстро начала говорить по-японски – бойко, громко, так, что все японцы оборачивались. Они ведь тихо говорят, как правило. С японцами легко было общаться. Я умела их рассмешить. Не они меня в свою веру обращали, а я их – в нашу. Мне особенно нравилось работать гидом: каждый день потрясающий калейдоскоп лиц. Потом интерес полностью пропал. Я почти 30 лет работала с японцами и чувствовала себя прекрасно. Мой характер изменился. Я стала безропотная и спокойная. У японцев есть пословица: «Спелый рис держит голову вниз». Мне она очень нравится. Лишь только те стебли, у которых колоски пустые, под ветром вытягиваются вверх, а наполненные, спелые наклоняются вниз. Рис – как человек, и спелый рис для меня – знак скромности. Мне очень нравится японский этикет, всем бы не мешало овладеть им. Японцы не перебивают друг друга. Они никогда не скажут: «Я так считаю». Они видят в этом неуважение к собеседнику. Японец скажет: «Мне так кажется».

– А что, до знакомства с японской культурой вы были другой?

– Я была значительно настойчивее, активнее, отстаивала свое мнение. Меня многие не любили. Меня, например, почти выгнали из школы. Я окончила педагогический институт, факультет русского языка и литературы, пошла работать в школу. Комиссия из РОНО не увидела во мне советского учителя. Мы сказку «Морозко» проходили, и дети мои, мною наученные, стали говорить, что собачка в этой сказке – самый положительный герой. Потому что отец – трус, мачеха – злодейка, а собачка – лучше всех. И комиссия возмутилась: разве можно объяснять детям в советской школе, что положительный герой – собачка?! Вы не должны работать с детьми! Я была очень идейным, таким политизированным человеком. А со временем это прошло. Я отравилась политикой. К тому же увидела многих наших депутатов воочию и поняла – те, кто олицетворял для нас истинную демократию, оказались на поверку весьма поверхностными людьми. Одним словом, с политикой я порвала навсегда и пошла работать в библиотеку.

– В советские времена библиотекари были самыми читающими людьми, имели доступ к редким книгам. Вы много читали?

– Я работала библиотекарем в отделе художественной литературы, рекомендовала книги читателям. Мы получали все новинки, я приклеивала формуляры на них и сначала читала сама, не ленилась. Я помню вспышки, озарения, когда мне попадались талантливые книги. Вообще это был расцвет нашей литературы. Появились Шукшин, Стругацкие, Трифонов, Высоцкий…

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– А сейчас есть такие же вспышки?

– Мне кажется, есть. Просто я изменилась и читаю другую литературу. Мне интересна женская проза. Читаю Рубину, Петрушевскую, Улицкую. Недавно открыла для себя Ирину Муравьеву. Русская писательница, живущая в Бостоне. Она пишет совершенно дивные романы. Я уверена, что политика, запреты или свобода слова – все это не влияет на развитие литературы, в смысле не мешает ей. Настоящее искусство пробивается сквозь любые препятствия. Но самое трудное – это когда нет препятствий, полная свобода. Пиши что хочешь. Тут уж автору не позавидуешь.

– Вы легко пишете?

– По-разному. Во-первых, я не считаю себя поэтом, я просто автор стихов, которые перекладывают на музыку. Я не тружусь над стихами, как Пушкин или Пастернак. Я не могу сравнить свои ощущения от творчества с ощущениями гения. Я простой человек, который идет по земле, как говорят японцы, на четырех ногах. Иногда появляется строчка, и я бегу скорее домой, чтобы записать и не забыть. Бывает, что я думаю-думаю, и ничего не рождается, рифма идет с большим трудом, тогда я делаю перерыв. Я не трачу на работу много времени. Да и вообще не считаю стихи своей работой. Точнее, считаю работой только те, которые пишу на заказ для городов, свадеб и юбилеев. Как говорят, размениваюсь на заказники. Но каждый выбирает по себе, как сказал Юрий Левитанский, поэзию которого я тоже люблю. Есть такой заказ – сажусь и тружусь, пока не получится. Людям нравится, когда о них написано, это бодрит.

– Как вам с таким «японским» характером удается выживать в мире шоу-бизнеса?

– Я себя не отношу к миру шоу-бизнеса, я в своем мире живу. Шоу-бизнес? Это одно из мест, где я зарабатываю.

– Вы достаточно закрытый человек?

– Я самый обыкновенный человек. У меня обыкновенная жизнь. Я неинтересный собеседник и не очень люблю говорить о себе. Всем кажется, что у меня много друзей и подруг, но это не так. В силу обстоятельств за последние годы моя семья сократилась. Я потеряла маму, а через полгода после нее умер мой младший брат Валера. Поскольку детей у меня нет, а Валера на четыре года моложе, он был мне как сын, просто дитя мое. С самого детского возраста я его опекала до последних лет. А умер он в 58 – каждый день ему звонила утром, днем и вечером, во всех делах его участвовала. Я готова была отдать ему все. А год назад не стало моего мужа. Сейчас нас в семье двое – я и моя собака. Хотя моя собака не знает, что она собака, она думает, что она дочка, девочка. Это малый коричневый пудель. Первая моя собака тоже была пуделем, она сама прибилась к моей жизни. И теперь я люблю только эту породу. Мы с ней дружим.

– Сколько лет вы с мужем были вместе?

– Больше тридцати. Нас познакомили друзья, решившие, что из этого знакомства возникнет курортный роман. Мне было уже 30 лет, и я страстно мечтала выйти замуж. В свое время я ходила в библиотеку, как героиня фильма «Москва слезам не верит»: надевала очки и смотрела, кто умные книжки берет. Однако со временем я пришла к мысли, что искать мужа нужно среди своих: были расставлены силки, сети, флажки. Всех подруг я просила найти мне жениха, они искали-искали. И вот, наконец, нашли. Давид не был героем моего романа. К моменту нашего знакомства он был разведен, работал стоматологом. Очень понравился моим родителям, они-то и настояли на том, чтобы наши отношения продолжались. «Если упустишь этот шанс, будешь дурой. Потому что человек порядочный», – говорили мне папа с мамой. Со временем стало очевидно, что внутренне мы с ним абсолютно одинаковые: у нас одни и те же понятия добра и зла, верности и предательства. Именно благодаря мужу я начала писать, сначала для него сочиняла песни на известные мотивы. «Пиши, пиши, у тебя неплохо получается», – говорил он.

– То есть вам не надо было работать для заработка? Только в удовольствие?

– По-разному было. Давид был стоматологом. В советские времена стоматологи прилично зарабатывали. А потом он очень сильно заболел и уже никогда не работал. У меня спрашивали: «Значит, семью тащила ты?» Но я не могу так сказать – «тащила», для меня это совсем не воз – я вообще привыкла делиться. У меня тетка была – папина сестра. Она родились в еврейском местечке. Когда началась война, тетя Соня поехала в эвакуацию, потеряла дочь по дороге. Всю жизнь прожила в деревне, но была необыкновенной умницей. Она замечательно характеризовала людей – очень четко и метко. Самым главным словом, которым она наделяла хороших людей, было слово «подельчивый». И во мне с детства это осталось, я должна быть «подельчивой». Это значит, умеющей делиться. Честно скажу, мне совершенно не жалко: вот что есть – всем могу поделиться. Сколько у меня есть – пожалуйста, кому надо, присоединяйтесь. Да и вообще надо беречь того, кто рядом, случайно рядом идет или сидит, или живет – любого, кто находится близко от тебя в эти минуту. Мы все друг от друга очень зависим.

Cправка

Лариса РУБАЛЬСКАЯ родилась в Москве. В 1970 году окончила факультет русского языка и литературы Московского педагогического института, а в 1973-м – курсы японского языка. Работала гидом-переводчиком в бюро международного молодежного туризма «Спутник» и в Госконцерте. С 1975 по 1983 год – секретарь-переводчик в московском бюро японской телекомпании Эн-ти-ви. С 1983 года – референт московского представительства японской газеты «Асахи». В 1984-м в соавторстве с композитором Владимиром Мигулей написала песню «Воспоминание», которую исполняла Валентина Толкунова. С этого момента вместе с композиторами Давидом Тухмановым, Вячеславом Добрыниным, Аркадием Укупником, Виктором Чайкой, Марком Минковым пишет песни для таких исполнителей, как Алла Пугачева, Филипп Киркоров, Михаил Муромов, Ирина Аллегрова, Татьяна Овсиенко, Алсу, Иосиф Кобзон.

Подпишитесь