Posted 8 июля 2010, 20:00
Published 8 июля 2010, 20:00
Modified 8 марта, 06:47
Updated 8 марта, 06:47
– Авангард Николаевич, в театре завершился сезон, в отпуск собираетесь?
– Вот уже несколько лет я езжу в санаторий в Подмосковье. Буду ходить по лесу, думать. В лесу чаще всего думаешь о прошлом. Я редко попадаю на природу, но когда попадаю, мне становится комфортно, приходят хорошие воспоминания. Иногда думаю о роли. Это бывает не всегда, но если роль берет над тобой власть – это счастливое время. Ты становишься ее добровольным рабом. И она застает тебя не только в лесу, может настигнуть в самый неподходящий момент. И вот здесь нужно уловить этот момент – вовремя распахнуть для нее дверь.
– А как в минувшем сезоне – вы часто «дверь распахивали» для роли?
– Сначала репетировал в «Табакерке» в спектакле по пьесе Эдуардо де Филиппо «Цилиндр». Однако постановку пока отложили. Под занавес сезона в МХТ прошли два вечера, посвященных юбилеям Давида Самойлова и Иосифа Бродского, где я читал стихи и пел песни из спектакля «Двенадцатая ночь, или Как пожелаете». Под занавес сезона сыграл в «Табакерке» роль гоголевского Жевакина в премьерном спектакле «Женитьба». Самое главное, что спектакль получился не авангардный. Режиссер хотел воплотить замысел драматурга и сделал это не ломая пьесу. Спектакль получился робкий в хорошем смысле этого слова. Ведь сегодня часто бывает, что придумывается какая-то толковая концепция, отменяющая главный смысл произведения или даже привносящая новый смысл. Тогда я не понимаю, зачем брать Гоголя. Не стоит ли подыскать более подходящий материал?
– Вот вы говорите об уважении к первоисточнику. Но ведь Валерий Фокин в легендарном спектакле «Нумер в гостинице города NN» как раз и показал иные «Мертвые души», а вы там сыграли совершенно другого Чичикова…
– Мне несколько раз приходилось участвовать в спектаклях по произведениям Гоголя, и мне кажется, что если к Гоголю отнестись добросовестно и не более того, то такое начинание он поддержит. А вот если небрежно или, не дай Бог, уничижительно, то он лишает участников такого проекта своего покровительства и, как правило, проект заваливается. Спектакль Фокина Гоголь поддержал. У этого спектакля был огромный успех, Госпремия и другие награды. В постановке было много новаторства. Чичиков сидел за столом, а рядом на лавочке сидели зрители, на печке, на антресолях, вдоль стен они сидели. И Чичиков должен был делать вид, что он их не замечает. Это была одна из любимых моих главных ролей.
– Но сегодня в театре у вас главных ролей совсем немного…
– Я думаю, что, когда режиссеры начинают перебирать артистов на главную роль, – возникает более интересный исполнитель. Я ведь не настолько неудобный, чтобы меня кто-то опасался: не дерусь, не запиваю. И всегда внимательно отношусь к замыслу режиссера.
– А если вы с замыслом не согласны?
– Чаще всего стараюсь выкарабкаться, найти точки пересечения. Не помню, чтобы покидал спектакль посреди репетиций. Но бывает и так, что с замыслом я не согласен как зритель. Правда, здесь от меня ярких примеров не ждите – я не часто хожу в театр. Вообще по своей природе артисты инертны, наш брат сидит себе и ждет, когда ему дадут роль. Из постановок минувшего сезона особенно отметил бы «Обрыв» в МХТ и работу Ольги Яковлевой в главной роли. Таких спектаклей сегодня очень не хватает, здесь зрители чувствуют себя первооткрывателями романа Гончарова.
– Я наблюдала, как после «Обрыва» зрители выходят грустными, погруженными в невеселые думы…
– Это очень хорошо. Если человек грустит – значит, он человек, так говорил Паустовский. И любое произведение, которое может натолкнуть на грустное размышление полезно, поскольку они подтверждают, что у человека работает голова. Я материалист и считаю, что человеком управляет мозг. Хорошо, что есть спектакли, фильмы и книги, заставляющие мозг работать. Но, к сожалению, не всем нужна эта пища. Часто человек приходит в кинотеатр с пакетом чипсов и видит на экране все такое же вкусненькое и аппетитненькое. И не замечает, как впечатления от просмотренного превращаются в то же, во что превращаются чипсы после переработки в желудочно-кишечном тракте. Если кино или спектакль оставляет такие следы – ему не стоило появляться на свет. А если человек начинает грустить и перестает жевать киношный попкорн – значит, он задумался. Так было со зрителями на фильме «12» Никиты Михалкова. Я в кинотеатре его смотрел: все пришли с пакетами, наполненными попкорном, жевали, жевали, быстро съели, а за вторым пакетом не побежали – увлеклись, стали внимательно смотреть. Меня тронуло: молодежный зрительный зал с огромным интересом смотрел эту довольно невеселую историю.
– В фильме нашла отражение российско-чеченская политика. А вы, кстати, политически активный человек?
– Когда-то был членом КПСС. Вступить в нее меня несколько лет агитировали коммунисты Петр Щербаков, Олег Табаков и даже беспартийная Галина Волчек. Наконец меня все-таки уговорили. Я понимал, что партийная организация театра была не только инструментом воздействия партии на театр, но и театра на партийное руководство. Это было место диалога. А диалог был очень живой, потому что многие премьеры «Современника» горкомом партии закрывались. Руководство театра всегда думало, что партийную организацию можно использовать с пользой для дела. Из партии я вышел в 1990 году. Мы решили, что в театре партийных ячеек быть не должно. С тех пор я в политику не лезу. Хотя в начале 1990-х у меня было гораздо более радостное предощущение будущего. Я думал, что мы будем равняться на страны с более развитой и упорядоченной государственной системой и экономикой. Я думал, что мы быстро пойдем в ту сторону. А сейчас вижу, что не быстро мы идем и порой не в ту сторону, а параллельно.
– Вернемся к Михалкову. Сейчас модно ругать его последний фильм. А что вы о нем скажете?
– Я его не видел. Но посмотрю обязательно. Я читал с сожалением, как этот фильм ругают и о Михалкова вытирают ноги. Когда-то именно Михалков, пытаясь образумить Пятый съезд кинематографистов, говорил: «Как вы можете так обходиться с Сергеем Бондарчуком, который снял «Судьбу человека». Я не берусь судить, прав или не прав Михалков в истории с Союзом кинематографистов, но вытирать об него ноги в связи с его фильмом абсолютно не допустимо. Он этого не заслуживает. И больше того, он заслуживает другого – серьезного, очень откровенного разговора.
– Но если после просмотра фильм вас все же разочарует, вы скажете об этом Михалкову откровенно?
– Стану ли я своим мнением огорчать Михалкова? При удобном случае – стану, когда этому будет место и время. Мы с ним откровенно разговариваем уже несколько десятилетий. Хотя трудно говорить с таким успешным и прославленным художником о недостатках в его работе. Человек привыкает к тому, что успешен, победителен. И потому он не всегда настроен нормально и адекватно слушать критику. Мне кажется, что для этого надо найти подходящую минуту. Мне тоже непросто слушать критику. Я головой понимаю, что нужно ее слышать, и даже провоцирую на критические высказывания. Но сказать, что это мне слышать приятно – не могу.
– А чье мнение вы хотели бы услышать?
– Я думаю, что меня заставила бы задуматься критика со стороны наших учеников. Не всякий, во-первых, решится на это. Если бы Владимир Машков или Евгений Миронов говорили о моей работе, я бы прислушался. Но есть некая цеховая культура: деятели театра часто молчат о неудачах своих коллег.
– Хотя вы когда-то сказали Олегу Ефремову о том, что вам не нравится его спектакль…
– Это был спектакль «С вечера до полудня», в котором я играл главную роль. Спектакль был, возможно, неплох, но слабее других постановок «Современника», которые шли в то время на его сцене. А мне казалось, что все последующие спектакли должны равняться на вершины. Вот с этой точки зрения я и позволил себе на собрании труппы выговаривать Ефремову, что спектакль недотягивает до «современниковского» уровня. Это было очень трудно, но я решился на этот шаг.
– В числе ваших учеников Евгений Миронов, Владимир Машков, Елена Майорова, Ирина Апексимова. Вы не жалеете, что ушли из Школы-студии МХАТ?
– Не жалею, потому что мой уход остался как бы никем не замеченным. А раз все молчали, значит, я там был не нужен. Ведь когда я ушел, никто всерьез не спросил: «А чего это он ушел?» Позволив ректору обойтись со мной несправедливо, педагогический коллектив подложил под себя бомбу замедленного действия: узаконили возможность несправедливости по отношению к себе. Впрочем, чего уж об этом говорить.
– Вы написали книгу про своего педагога Анну Гавриловну Бовшек. Это был первый и очень удачный опыт автора-составителя. Вы показали редкое для артиста умение работать с архивами. О второй книге не задумывались?
– Чтобы писать книги (а мне это нелегко дается), нужно много времени. Книга появилась во время паузы в работе, очередного трехлетнего актерского простоя. И он заполнился работой над книжкой. Но в ближайшем сезоне у меня будет много репетиций в театре. И думать о книге некогда. Горький писал, что все существует для того, чтобы быть рассказанным. В этом смысле, может быть, и стоит рассказать о себе. Но с другой стороны, я думаю: «Боже ты мой, миллионы людей живут на Земле, и каждый начнет рассказывать про свою жизнь?! Так ли это интересно?» Хотя потом понимаю, что и это интересно. Но какой из меня писатель? Смогу ли быть достаточно откровенным или совсем откровенным? Чем можно делиться? О чем рассказывать нельзя? Немирович-Данченко к своей книге «Из прошлого» написал такой эпиграф: «Всякие мемуары имеют какой бы то ни было смысл только в том случае, если они искренни. Автор». Я думаю, удастся ли мне быть искренним в такой степени, как это нужно, чтобы книга была правдивой. И конечно, кого-то обидеть не хочу и о себе не все хочу рассказывать. Что надо оставить за скобками? Это вопросы, на которые отвечает каждый пишущий. Но я еще не ответил.
– Олег Павлович Табаков для вас непререкаемый авторитет?
– Наши отношения с Табаковым и дружеские, но и рабочие. Когда я пришел в «Современник», Табаков был одним из самых заметных артистов. Он уже тогда хотел создать свою студию, думал об этом, привлекал меня к этим планам. Конечно, он для меня авторитет, но я не всегда с ним согласен.
– У вас ведь был режиссерский опыт? Почему вы сейчас ничего не ставите?
– Я в закрытую дверь ломиться не люблю: пару лет назад я принес Олегу Павловичу свое предложение. Сначала оно было встречено одобрительно, а потом отложено…