– Прошел год после смерти Василия Аксенова. Что изменилось в вашей картине мира без него?
– Аксенов – это объясняющая и одновременно составляющая часть нашей культуры. Есть люди, которые как магнит притягивают к себе энергию и человеческое тепло. Он был всегда центром застолья в самом широком смысле этого слова. Вокруг него собирались, к нему стремились, его не хотели отпускать. Это как спица в колесе – вытащишь, и колесо прекращает движение, или продолжает двигаться, но скорость не та, полет не получается. В Серебряном веке в колесе русской литературы было много спиц: потеря одной не слишком меняла скорость движения. А сейчас каждая потеря – это настоящая культурная драма. И дело не только в том, что его книги были чрезвычайно популярны у читателей, они таковыми и останутся, – нам его не хватает как человека. Он был общественным ориентиром, всегда адекватным в своих оценках. Его нельзя было провести. То, что происходило, он видел глазами общественного судьи. И при этом эстетически и этически Аксенов был безукоризнен. Его нельзя было сбить с толку обещаниями. Он был человеком мировой культуры, его уход – это потеря для всего мира.
– А когда лично вы познакомились с творчеством Аксенова?
– Я учился в школе и прочел «Звездный билет». Был настолько потрясен, что не мог расстаться с этим произведением. Я украл его из школьной библиотеки. Роман печатался в двух номерах журнала «Юность». Я до сих пор помню, как засовывал в карман один из этих номеров. Ни до того, ни после я ничего не воровал. И сделал это для того, чтобы не расстаться с той жизнью, которую Аксенов нарисовал в «Звездном билете». Этой жизни у нас не было, но ее хотелось. Там был герой, с которым хотелось дружить. Аксенов написал про нас же самих, но в эстетически опрятном мире. Мы увидели, что в современной нам жизни может быть романтика. А я и мои современники жили в захолустном мире. И вдруг в нем возникли настоящие герои, которые еще и говорили по-русски, в них был смысл. Это были какие-то новые сущности. И я сразу почувствовал их своими друзьями. И эта наша дружба потом материализовалась в альманахе «Метрополь».
– Помните вашу первую встречу?
– Мы с ним общались многие годы. А познакомился у Евгения Евтушенко дома в 1966 году. Мне было 19 лет, я пришел к Евтушенко обсуждать свою курсовую работу о Велимире Хлебникове. Туда неожиданно пришли Бродский и Аксенов. И вот эти три человека: Евтушенко, Бродский и Аксенов, как три волхва, принесли мне все дары творчества. Аксенов протянул руку и просто сказал: «Вася». Я ему сказал, что пишу прозу. Он ответил: «Приносите». Я принес. Он прочитал и, возвращая, написал: «С уважением к таланту».
– А последняя встреча?
– Она произошла незадолго до его болезни. Он пришел ко мне в программу «Апокриф». Прекрасно в ней выступил, а после передачи, уходя, сказал, что надо делать новый «Метрополь». Я убежден, что его долгая болезнь и неожиданный уход случились из-за того, что он вернулся в Россию. Как могли врачи той больницы, куда сначала поступил Аксенов, не распознать инсульт и продержать его в коридоре? Как могли не узнать, что к ним поступил великий русский писатель? И просто бросить на несколько часов в коридоре – важнейших часов, которые при инсульте решают все! Если бы меры были приняты вовремя, то не было бы этой комы, которая в конце концов и привела к смерти.