Актер Владимир Епифанцев

– Владимир, вы сыграли Зилова в пьесе Вампилова «Утиная охота». Вам кажется эта драматургия современной?

– По-моему, это очень современная история. Люди, окружающие Зилова, подсознательно хотят его сожрать. Он это чувствует и бежит от раз и навсегда сложившейся системы отношений с начальником, другом, женой, любовницей, которую воспринимает как ночной кошмар. Он ищет свежего воздуха, по-настоящему свободных людей, но нигде не может их найти. Везде корысть, поиск выгоды, попытка использовать другого.

– Спектакль поставил молодой режиссер Павел Сафонов. Почему вы играете в основном только в его спектаклях?

– А мне больше никто из режиссеров и не предлагает играть в спектаклях. Вообще, я актер довольно невостребованный в театре.

– Может быть, потому, что многие режиссеры считают вас экстремистом?

– Прежде всего я художник, отражающий действительность, которая меня окружает. Поэтому я и решил создать «Прок-театр», который обвиняли в жестокости. Однако я хочу подчеркнуть, что кровь и насилие в чистом виде меня не интересуют и никогда не интересовали. Но действительность, окружающая нас, – экстремальна, и они становились следствием темы, которую я раскрывал. Только вот зрители в силу своей стереотипности обращали внимание лишь на это следствие. Босха же никто не называет экстремистом, хотя он тоже писал то, что чувствовал и видел в своих грезах, но грезы, это – тоже отражение реальности. Люди стараются не обращать внимания на жестокость в жизни, но мне, как художнику, так нельзя, иначе мое искусство станет пресным. В искусстве зло и агрессия сублимируются и становятся фоном для чего-то тонкого и неуловимо нежного.

– Сниматься в кино вас приглашают гораздо чаще, чем играть в театре. Нравятся ли вам фильмы, в которых вы сыграли?

– По-моему, все фильмы, в которых я снялся, не имеют отношения к настоящему творчеству. Я всегда работаю на совесть, но вижу, что у режиссеров в итоге получаются плохие фильмы.

– То есть проблема не в вас, а в состоянии российской кинематографии?

– Скорее всего, так. Российское кино находится в состоянии полной невнятицы. Нет никакой традиции или подхода к созданию художественного фильма. К примеру, в Америке, где выпускают массу фильмов, режиссер точно знает, снимает он арт-хаусное кино или занимается коммерческим искусством, иногда очень качественным. Наши режиссеры никак не могут с этим разобраться. Да и продюсеры все время отравляют им жизнь.

– Какие-то мрачные у вас взгляды. Как же вы в таких условиях выживаете?

– Я нормально выживаю, просто перестал заниматься театром. Занял выжидательную позицию и рад, что не приходится все время что-то доказывать, спорить, ругаться. Кому-то я нравлюсь, кто-то считает меня абсолютным нулем, серостью. Но я не обижаюсь, ведь миром правят стереотипы. Мы думаем, что человек, внешность которого нас пугает, – негодяй, а он, может быть, просто болен, и у него душа как у ребенка. А внешне красивый человек может оказаться мерзавцем.

– Получается, что съемки в кино для вас сейчас просто работа и один из способов зарабатывать деньги?

– Нет, это не только работа, но и своего рода маневр. Когда я занимался своим собственным театром мне приходилось ждать, пока мне разрешат работать и дадут на это какие-то мизерные деньги. Снимаясь в кино, я могу заработать ту же сумму за три, четыре дня. К сожалению, из-за кризиса возникли сложности и долги. Нужно сначала разобраться с ними, а потом копить на самостоятельное творчество. В России не каждый актер живет в условиях, подходящих для творчества. Некоторые из-за этого уезжают за рубеж. Я ни в коем случаю не разделяю позицию таких художников. Мне кажется, что у творца есть только один выбор – отшельничество. Только так он может сохранять свой творческий потенциал. В обыденном мире художнику не бывает места.