Режиссер Павел Бардин:

– Павел, путь вашего фильма на широкий экран был не легким. На ваш взгляд, публику вообще волнуют те вопросы, которые вы ставите в своей картине?

– Трудно сказать. Например, в той же Самаре фильм показывали в «Киноплексе», открывшемся полтора года назад. На премьерном показе у нас был рекордный сбор за всю историю кинотеатра. Видимо, рекламу нам сделала история с судом. А в Москве «Россию 88» смотрят пока хуже... И тоже знают о ней в основном благодаря судебной шумихе. Хотя это неправильно: хочется, чтобы люди в первую очередь хотели посмотреть именно кино о проблемах, а во вторую – интересовались какой-то шумихой.

– Возвращаясь к истории с судом: можно ли чувствовать себя здоровым в обществе, не способном отличить фашизм от антифашизма?

– Можно, конечно. Для этого нужно не плыть по течению, а всякий раз пытаться понять, что происходит. И такие замечательные люди есть в самом больном обществе. Например, австрийский психиатр Виктор Франкл, который в концлагере учил детей и дарил им надежду и любовь. К счастью, примеров много и есть на кого равняться.

– Представители фашистских организаций выходили с вами на контакт?

– Фашисты официально не представлялись. Но на показы ходили. В Барнауле двадцать подростков лет по семнадцать, одетые по полной форме, ушли с середины показа. А на показе в Самаре были националисты, которые героев моего фильма называли патриотами. Мы сделали и уличный показ для скинхедов-антифашистов. Была дискуссия. Правда, не могу сказать, что хотел бы продолжить с ними общение. Некоторые фашисты обвиняют меня в том, что я дискредитирую якобы славную идею. А наиболее ярые антифашисты – что пропагандирую фашизм.

– Получается, что они и сами не могут отличить фашизм от антифашизма…

– Но это их дело. Как любой нормальный человек, я по сути своей – антифашист. Идея не доминирующая, и я ей не посвятил всю жизнь. Не надо из меня делать героя, как сейчас многие пытаются. Я не герой и не хочу им быть. Я просто хочу снимать кино. Кстати, следующий мой фильм совершенно точно не понравится тем, кто меня называет героем...

– Просто многим показалось, что в вашем фильме ярко выражена гражданская позиция…

– Да, гражданская позиция есть. Но все же это кино, здесь гражданская позиция должна быть на втором месте.

– А вам самому не было страшно выпускать такой фильм на экраны?

– Мне нет. А те люди, которым страшно, обычно говорят: «В этой стране живет тупое быдло». Особенно часто такие боящиеся правдорубы встречаются среди продюсеров и псевдоинтеллектуалов, которые из грязи в князи. Я бы посоветовал им паковать чемоданы. Какой смысл жить в стране, в будущее которой ты не веришь, народ которой ты не любишь и не понимаешь? А если хочется остаться – пора научиться разговаривать с людьми. Окажется, что все всё понимают, если по-человечески растолковать.

– В фильме вы задаете москвичам на улице вопрос: «Для кого Россия?» – и большинство отвечает: «Для русских». Это специальный монтаж для фильма или действительно так отвечает большинство?

– При опросе на улице мы получили такое же процентное соотношение, какое вошло в фильм. Кстати, по данным Левада-центра, больше 60% населения так или иначе поддерживают лозунг «Россия для русских». А ведь это явно расистский лозунг, без всяких оговорок пропагандирующий неравенство по национальному признаку. Люди не задумываются над тем, что они говорят. Конечно, большинство из них против фашистов, но тем, что они поддерживают этот лозунг, они поддерживают фашистов. Фашисты чувствуют поддержку за собой и понимают, что созрела ситуация для их белой революции. Чаще всего люди говорят «Россия – для русских» в силу того, что они недостаточно образованны и не понимают, к чему это может привести, потому что с ними никто особенно не разговаривает. Тем более на эту тему. Им посылают сигналы, их пичкают лозунгами, воззваниями, а разговора человеческого нет. И такой разговор должен начаться, пока не поздно. В фильме история сбалансирована, чтобы зрители с первого кадра не сказали: «Вот эти – ублюдки, их надо всех загнать на стадион и расстрелять из крупнокалиберного пулемета». Но, с другой стороны, мы старались не показать их привлекательными, не сделать из них кумиров. Я считаю, что это у нас получилось. И в Берлине, где очень пристально следят именно за тем, фашистское или антифашистское и насколько правильно расставлены акценты, ни одного вопроса от местных жителей не было. Немцы прочитали фильм очень точно. В Барнауле на картину пришло тридцать скинхедов. Через двадцать минут они встали и ушли. И то, что образы скинхедов самим скинхедам не нравятся, для меня означает, что мы попали в точку. Я общался с бритоголовыми, они очень четко понимают, что этот фильм – не за них. Если почитать блоги, фильм не нравится националистам: они видят в героях карикатуру на себя и движение.

– Вы помните, как впервые узнали, что в России появились неонацисты?

– Я так давно это знаю, что уже и не помню своей реакции. Еще в 1992 году проходил мимо Исторического музея и видел открыто продающиеся националистические газеты. Когда я работал сторожем в магазине, у меня был напарник, сочувствующий РНЕ. Это всегда было рядом и поэтому не вызывало удивления.

– Что же вас подтолкнуло к созданию фильма?

– Поверьте, не было такой жизненной ситуации, подтолкнувшей именно к этой теме. Если бы я снял фильм про проституток, ведь это бы не значило, что у меня есть подобный опыт.

– Вы уверены, что фашизм лично вас никогда не коснется?

– Фашизм – частный случай. Меня другое волнует. У нас никогда человеческая жизнь в цене особо не была. Вот это всех касается. Пока не заставим власть уважать наши права и не научимся ценить свободу, любая гадость может случиться. И фашизм тоже.

– Связан ли выход на экраны «России 88» с грядущим 65-летием Победы над фашизмом?

– Мы собирались выйти в прокат еще в 2009 году, поэтому связи никакой. Но тот смысл, который может родиться из сопоставления фильма с датой, наверняка верный – фашизм нельзя победить раз и навсегда. Помните, как в «Репортаже с петлей на шее»: «Люди, будьте бдительны!»

– На ваш взгляд, фильм надо показывать в пропагандистских целях?

– Почему, например, фильм «Брат» можно показывать по телевизору, а нас нельзя? По телевизору можно показывать выступления Дугина, русские марши, Жириновского, который ратует за отмену 282-й статьи. Проханову можно говорить о том, что таджиков нельзя сажать за штурвал истребителя, а нашу антифашистскую картину – нельзя?